Бездна

Она, не отрываясь, смотрела на кисть его руки, свисающую с кровати, на длинные пальцы, один из которых украшало обручальное кольцо. Закатанные рукава белой рубахи открывали широкие запястья, вены чуть набухшими жгутами бежали к локтю.

Ей казалось, что она не имеет право тайно, и так пристально разглядывать его руки — сильные и мускулистые в предплечьях, его глаза с подрагивающими во сне черными ресницами. Но она не смогла заставить себя уйти, жадно всматриваясь в четкую линию его чувственных губ. Несмело и невесомо, одними лишь кончиками пальцев прикоснулась к его щеке и провела дрожащей от волнения рукой до виска, касаясь черных прядей его волос.

Он вздрогнул, и Настя сразу отшатнулась, как будто неведомая сила стыда отбросила ее на метр. Влад поднял голову с подушки и опять опустился на нее, встречать новый день не хотелось, но спасительное забытье ушло. Он открыл глаза и, щурясь от солнечного луча, пробившегося из — под неплотно задернутой шторы, наконец, понял, что не один.

— Настя? — голос прозвучал хрипло, как у курильщика со стажем. Он откашлялся, — Я уснул у вас?

Настя хотела что — то сказать, пожелать доброго утра, или что там обычно говорят проснувшемуся человеку, но ничего не приходило на ум. И она только молча кивнула.

Влад встал с кровати, приглаживая взлохмаченные от подушки волосы, как ни странно голова не болела, вчера после кафе, уступая уговорам дяди Толи, он зашел к ним, потому что не хотелось оставаться одному в пустой квартире.

Сидели на кухне, курили, и пили фирменный самогон дяди Толи, вспоминая его маму, помянули и отца, который умер два года назад, в самом начале этой дикой пандемии коронавируса. Его ранняя смерть повлияла на маму, хотя она держалась молодцом, никогда не жаловалась, но Влад знал, что ей отчаянно не хватает отца.

Влад уговорил ее переехать к нему, в Москву, и она несколько месяцев жила в его только что отстроенном новеньком коттедже в Подмосковье. Влад так радовался, что мама и Ксюша, его две самые любимые женщины так быстро нашли общий язык и подружились, будто всю жизнь знали друг друга.

В один из дней, осенью две тысячи двадцатого, они как — то гуляли по Москве вдвоем, и мама сказала ему, что она так рада, потому что у него есть Ксюша, и теперь она за него не переживает, ну разве что чуть — чуть. Влад напрягся тогда, понял, что мама завела разговор не просто так. И он не ошибся, узнав в следующее мгновение, что она приняла решение вернуться в Мариуполь.

Он даже накричал на нее — зачем ей возвращаться туда? И разве ей плохо с ними? Но мама только покачала головой и погладила его по щеке: «Владушка, тебя и Ксюшу я очень люблю, но мне пора домой».

Уже в аэропорту, провожая ее, Влад спросил: «Значит, Мариуполь все — таки победил меня, мама?». Она ласково улыбнулась ему, уголки ее губ дрогнули: «Владушка, мой любимый Владушка, ты уже такой взрослый и у тебя своя жизнь». Они обнялись на прощание, и Влад долго смотрел в огромное окно, пока самолет рейса Москва — Ростов — на — Дону выруливал по взлетной полосе.

Его упрямая мама вернулась в свой Мариуполь, где у нее была ее жизнь: школа, ученики, коллеги, подруга и сестра Валя.

Тетя Валя — она была всего на два года старше мамы, двенадцать лет назад также работала, в их средней школе — учителем истории. Они, в шутку называли себя сестрами — училками, и их семьи и дети были долгое время, как говориться «не разлей вода».

Жили по соседству, в одном доме, и в одном подъезде, так получилось, что отец Влада и муж тети Вали — дядя Миша работали на одном заводе, и им почти одновременно дали по двухкомнатной квартире в новой, только что выстроенной панельной «девятиэтажке».

Тетя Валя первая родила сына, и когда ее Глебке исполнился год, у мамы на свет появился он. И все уже наперебой гадали, кто из сестер первой родит второго ребенка. Вот так гладко, ровно, и вполне счастливо все начиналось. Живя в одном подъезде, сестры постоянно бегали, друг к другу в гости, вместе гуляли с колясками на детской площадке, и часто две семьи вместе ужинали — то на третьем этаже — у Стрельцовых, то на пятом — у Соколовых.

Влад с Глебом на пару росли, сначала ковыряясь в одной песочнице, потом меняясь друг с другом новыми велосипедами, а чуть позже пропадая на дворовом скейтпарке, соревнуясь, кто более лихо и красиво сделает пируэт в воздухе, красуясь перед соседкой Лизой, которой оба одновременно увлеклись. Лиза по очереди ходила с ними на свидания, и с удовольствием слушала стихи Есенина в исполнении Влада, и творчество Высоцкого, которого громко декламировал под цветущей, раскидистой черемухой Глеб.

А из окон третьего этажа, опершись руками о подоконник и вдыхая вечернюю свежесть, улыбаясь, смотрела на своего тринадцатилетнего сына тетя Валя, повторяя за ним последние строки: «Но что — то кони мне попались привередливые…».

Глеб, как и Влад, были единственными детьми у своих родителей. Мать Влада два раза беременела, но каждый раз у нее случался выкидыш, врачи не моги найти причину, ведь она по анализам и исследованиям оказывалась совершенно здоровой. В конец концов Марьяна решила, что пусть будет, как Бог даст.

А тебя Валя больше не захотела иметь детей, к моменту, когда Глебу исполнилось одиннадцать, ее отношения с дядей Мишей стали портиться, не редко он приходил домой навеселе, и от него пахло чужими женскими духами. Но они еще пару лет скрывали все от Глеба, стараясь жить вместе ради сына, хотя их брак давно трещал по швам.

И вот, в тот самый вечер, когда Глеб читал Лизе стихи Высоцкого под черемухой, и разразился скандал, который позже привел к разрушительным последствиям.

Влад помнил, как мама сидела, обняв сестренку, и ее домашний халат вымок от слез, тети Вали, а та все плакали и плакала. Глеб пришел к ним, он бледный и напуганный сидел на кухне и все спрашивал: «Дядя Леша, почему отец ушел?».

Влад отметил тогда, что Глеб будто уменьшился ростом, хотя он был выше его сантиметров на пять. Его спина сгорбилась, а стройная, подтянутая фигура скукожилась, он напоминал испуганного вороненка.

Отец положил тяжелую, жилистую руку на плечо Глеба и тихо, но твердо сказал:

— Глеб, в жизни случается всякое, но знай, что ты всегда и во всем можешь на меня рассчитывать, — потом он неумело обнял Глеба и прижал к себе, и вот тогда брат разрыдался, его ломающийся подростковый голос сипло повторял: «Ненавижу его! Ненавижу!»

Влад стоял рядом и у него в горле образовался комок, а в животе разлился неприятный страх: а что, если в какой — то момент и его отец захочет уйти? Что тогда станет с ним, и с мамой?

Отец будто прочитал его мысли и притянул к себе. И Владу сразу стало легче — так они и стояли втроем, неуклюже обнявшись. Глеб постепенно успокоился, он безучастно смотрел на остывший чай в кружке с нарисованной клубникой, и тогда отец достал три небольшие рюмки, налив им на донышке, а себе до краев, и они в первый раз, по — взрослому молча выпили.

Коньяк обжог желудок Влада, а щеки Глеба покраснели, но он казалось, приходил в себя. Отец придвинул к ним тарелку с соленым салом, вареную картошку в мундире и пухлые, сочные котлетки, приготовленные мамой на ужин. Как ни странно, у Глеба проснулся аппетит, и он стал, молча и жадно есть.

Дядя Миша так и не вернулся к тете Вале и сыну, позже он забрал свои вещи и навсегда закрыл за собой дверь, с завода он также уволился. Через несколько месяцев отец от кого — то из заводских услышал, то Миша Стрельцов сошелся с какой — то молодой женщиной и уехал с ней в Николаев.

И вот тогда тетя Валя, еще как — то державшаяся, и надеющаяся, что муж одумается и вернется, сошла с тормозов и начала пить. Сначала мама пыталась вразумить ее, а отец скрепя сердцем даже выступил в роли свахи, познакомив Валю с новым начальником цеха железобетонных конструкций. Но Валя на следующий день сказала, что он слишком правильный и скучный.

Мама тогда разозлилась и повысила на сестру голос: «Ну конечно с Мишей гораздо веселее!». О чем через мгновение пожалела, тетя Валя ушла, громко хлопнув дверью. Два дня Глеб жил у них. Позже им позвонили из соседнего отделения милиции и сказали, что гражданку Стрельцову Валентину Ивановну задержали в кафе за нарушение общественного порядка.

Влад помнил, как изменился Глеб, когда его мать растрепанную, со всклокоченными волосами привели домой. Она уже протрезвела, и конечно понимала, что в очередной раз сделала глупость, клялась сестре, что это в последний раз. Но через неделю пьяная выходка повторилась.

Глеб в тот две тысячи восьмой год резко повзрослел, он замкнулся в себе и из общительного подростка превратился в молчаливого парня с тяжелым взглядом, его серо — голубые глаза уже не улыбались, даже когда он изредка смялся, а чаще всего он теперь язвил.

Марьяна не хотела, чтобы Глеб жил один в опустевшей после ухода отца квартире, ведь сестра Валя теперь время от времени пропадала то у одного ухажера, то у другого, лишь изредка вспоминая о сыне.

Но Глеб сказал, что ничего с ним не случиться, и не нужно каждый день приносить ему ужин или обед, он сам в состоянии о себе позаботиться, все может делать по хозяйству, даже розетку отремонтировать. Глеб говорил, но в его глазах застыла такая тоска и одиночество, что Влад почувствовал его боль всем своим телом.

Мама обняла Глеба, и поцеловала в макушку: «Ты и мой ребенок, Глебушка, и я тебя не оставлю».

Влад помнил, как мама старалась дарить им тепло и любовь, она покупала им почти одинаковую одежду, постоянно была рядом с Глебом, помогая с трудными заданиями в школе, и готовила его к выпускным экзаменам в девятом классе.

Тетя Валя по — прежнему порхала, и Влад удивлялся, как ее не лишили родительских прав, ведь она ушла из школы, подрабатывая лишь время от времени то в одном продовольственном ларьке, то в другом.

Но самое страшное для их семьи случилось позже, после четырнадцатого дня рождения Глеба, которое отмечали у них дома. На именинах сына тетя Валя выглядела почти как прежде, она уже месяц не пила, посвежела и похорошела, много шутила, и подарила Глебу дорогой телефон.

Мама и отец удивились — откуда у нее такие деньги, но не стали расспрашивать, а Глеб наконец — то искренне улыбнулся, и Влад понял, что нет, не из — за телефона, а потому его мать, наконец — то рядом и почти, такая как раньше. Глеб в тот вечер много говорил и шутил, а тетя Валя обнимала его за плечи и говорила — какой у нее красивый и сильный сын!

Несколько дней спустя они узнали, что тетя Валя продала свою квартиру. Мама пребывала некоторое время в шоке от такой новости, а Глеб исчез из дому на несколько дней.

Его искали, написали заявление в милицию, развесили по району объявление о пропаже Глеба. Влад, повесив очередной распечатанный лист на фонарный столб, всмотрелся в фотографию двоюродного брата: темноволосый парень с серо — голубыми глазами, левая бровь чуть рассечена белым, тонким шрамом.

Влад почему — то вспомнил, как случайно подслушал разговор Лизы с ее подругой о том, как ей нравятся большие, полные губы Глеба — и как он классно целуется.

А Влад еще ни разу не целовался с Лизой — стеснялся. Он тогда обиделся на Глеба, а потом попросил его научить, как целоваться с девчонками. Теперь его тогдашняя обида казалась смешной, и его затапливала горячая волна тревоги и страха — где Глеб? И что с ним?

Марьяна консультировалась с юристом, как отменить сделку, которую так поспешно провернула сестра. Она надеялась, что Валя не могла сделать это без согласия бывшего супруга — дяди Миши. Но потом всплыли подробности, которые тетя Валя утаила от них — оказывается, дядя Миша отказался от всех претензий на жилплощадь и оформил на тетю Валю дарственную на их квартиру.

Марьяна сидела на кухне задумчивая и расстроенная, перемешивая в чае сахар, но, не делая ни глотка. Влад слышал, как родители тихо переговариваются, думая, что он спит.

— И что сказала твоя сестра? Зачем ей срочно понадобилось продавать свою единственную квартиру? — голос отца звучал устало, родители, казалось, и сами выдохлись, борясь за тетю Валю.

Ложечка в очередной раз стукнула о стенку стакана, и мама ответила:

— Она влюбилась, и по ее словам, это настоящее, всепоглощающее ее чувство. И на сей раз, она наконец — то счастлива. Ведь они с любимый открывают бизнес — магазин автозапчастей, естественно на ее деньги.

Отец усмехнулся:

— Вот как! Если учесть, что Валя не разбирается не только в запчастях, но и как гвоздь прибить, ее легко можно обвести вокруг пальца.

Мама громко выдохнула:

— Вот этого я и боюсь! — она помолчала, а Влад плотнее прижал ухо к кухонной двери, чтобы расслышать ставший совсем тихим голос матери, — Но больше всего я боюсь того, что Глеб и она переезжают к этому…мужику и он обманет ее, потратит деньги, а потом выставит их за дверь.

К большому несчастью, произошло именно так, как сказала мама, любимый Вали оказался заезжим гастролером, на счету которого, как потом выяснилось, была не одна обманутая женщина, афериста, в конце — концов, поймали и осудили за мошенничество, но это произошло уже потом, несколько лет спустя.

Никто денег женщинам не вернул. И Валя в числе таких же простушек, как и она, оказалась на улице. Мама пыталась помочь сестре, все накопления, которые у нее были, ушли на покупку не большой квартирки в старом фонде — трехэтажные, построенные еще при советском союзе дома ютились на окраине. Конечно, денег не хватило, и отец Влада оформил ипотеку на Валину квартиру сроком на десять лет.

Но все благие намерения отца и матери Влада оказался напрасными, Валя, оказавшись в отдалении от сестры, совсем слетела с катушек, убитая крушением ее большой любви. Мама пыталась уговорить Глеба жить у них, он не согласился — сказал, что должен сам присматривать за матерью.

Через год Глеб совсем отдалился от их семьи, и они виделись только на новый год и день рождения Глеба, на именины Влада он не пришел. Влад несколько раз приезжал к брату на новый адрес, но его неизменно встречала закрытая дверь. Глеб сменил сим — карту, и ни разу потом, не позвонил ему.

Влад перешел в десятый класс, и у него стали появляться новые друзья по школе, по боксерскому клубу, но таких близких отношений как с Глебом не было ни с кем. Он скучал по брату, вспоминая о нем, когда проходил мимо скейтпарка, где они, соревнуясь друг с другом, на несколько секунд зависали вверх головой в воздухе в свободном полете…