Танец света

Всю ночь после танца Жертвенниц и скандала с Алией я не могла сомкнуть глаз. А утром, когда пришло время собираться на утреннюю молитву Темному Владыке, разъяренная Никербокер выволокла меня за шкирку в коридор и под конвоем из двух наставниц повела в подземелье.

Спускались мы по знакомому маршруту — за столько лет я успела выучить каждую насечку на камнях, а запах плесени и сырости, ударивший в нос, уже вызывал наслаждение. Здесь, под землей, я слышала мелодию срывающихся с каменных сводов капель, мелкой росой разбивающихся об пол.

— Поторопись! Ну же, шевели ногами, — прокряхтела Никербокер, и я улыбнулась. Возраст давал о себе знать, и бродить по крутым ступеням в подземелье наставницам становилось все тяжелее. — Я ведь говорила, предупреждала, еще одна выходка — и ты пожалеешь!

— Предупреждали.

— Тогда почему ты каждый раз испытываешь мое терпение?

Отвечать я не стала, лишь ускорила шаг и прислушалась к приятному шарканью мягкой подошвы ботинок о каменный шероховатый пол.

В подземелье было множество каморок, предназначенных для различного рода утвари, продовольствия и прочих мелочей, но также и несколько темниц, расположенных в самом конце темного, провонявшего плесенью коридора.

Открыв первую дверь, Никербокер грубо толкнула меня вперед.

— Прекрасное начало дня, — сквозь зубы процедила я, когда перед носом закрылась металлическая створка.

— Посидишь здесь денек, мелкая дрянь. Может, этот метод воспитания наконец-то собьет с тебя спесь!

Когда Никербокер скрылась, унося с собой единственный источник света, и подземелье погрузилось в темноту, я расслабилась.

Все дети боятся темноты?

Я бы ответила — нет. Мы до безумия боимся тех, кто прячется в ней и своим дыханием опаляет нам затылок. Поджав ноги и обняв колени руками, я уставилась в одну точку, а звуки капель уже играли какую-то совсем дикую, завораживающую мелодию. Тьма зашевелилась, затряслась, словно сама боялась того, кто в ней находился.

Я протерла глаза, убеждая себя в том, что это мне лишь почудилось. Нет здесь никого — только я и сквозняк, гуляющий по коридорам.

— Здесь никого нет… нет… — не отрывая подбородка от острых коленок и раскачиваясь из стороны в сторону, повторяла я. — Только я, ветерок и мыши.

Но я уже знала, что это не так. Непонятно каким образом, я всегда ощущала, где находится Безликий. Мерзкая связь, которая брала начало еще с самого детства и не давала покоя. Скрываясь в тени, он смотрел на меня, и я готова была поклясться, что ему нравилось то, что он видит.

— Зачем ты пришел?

Вопрос остался без ответа, лишь шелест плаща подтвердил мою догадку — он здесь.

— Наверное, у тебя своего рода мания — любоваться чужой болью. В этом весь ты, не так ли?

К глазам начали подступать слезы, и по телу пошла мелкая дрожь. От страха, от обиды за то, что Безликий никак не оставит меня в покое, упивается страданиями, заставляет делать то, что противоречит моей сути.

— Я тебя ненавижу и каждого, кто похож на тебя! В твоем сердце нет жизни, лишь Тьма, которая отравляет своим существованием каждую клетку!

Его молчание усиливало поток горячих слез, и я сжалась, закрыв голову руками.

— Уходи, пожалуйста… Уйди из нашей жизни, оставь нас в покое… — как заведенная повторяла я, стуча зубами.

Внезапный звонкий лязг металлической затворки возвестил о том, что дверь была открыта.

— Иногда ты забываешься, думая, что умеешь читать души. Ты ничего не знаешь о таких, как мы.

Он был прав, я не знала и не хотела знать.

— Ты уверена, что это — хорошая идея, Тень?

Катарина уже несколько минут таращилась в большую книгу, заломив бровь. Я волновалась, никогда раньше нам не приходилось отмечать свой день рождения. Мне было страшно запоминать этот день, тот самый, который приближал меня к смерти, тот самый, в который я оказалась в Обители. Но сегодня я проснулась с ощущением, что с меня хватит. Мне шестнадцать, и я хочу праздник для себя и своих сестер.

— Не ной, как-нибудь испечем! — усмехнулась я, выудив из рук сестры увесистый фолиант, и сдула с него тонкий слой пыли. На картинке был изображен высокий торт с красными цветами из воздушного крема. В животе неприятно заныло, и я с глухим хлопком закрыла книгу. — Уверена, что в столовой найдутся и мука с яйцами, и даже сахар!

Катарина прыснула со смеху.

— Конечно, наставницы ведь не пьют чай без сахара, — писклявой интонацией пародировала она Никербокер.

В полночь мы, воровато оглядываясь, пробрались в столовую и осторожно прикрыли за собой дверь. Разбудим наставниц — и нам конец, но внутри разрастался невиданный азарт.

— Если кто-то зайдет, я его вырублю, — серьезно сказала Кин, а по лицу Оливии прошла судорога.

— В Обители Деасы, — нахмурилась Катарина. — Они не уехали вчера.

— Наверное, решили поотравлять нам жизнь своим присутствием еще денек, — пробубнила я, подходя к шкафу и открывая скрипучие дверцы. — Для коржа все есть!

— А крем взобьет Кин — с ее ручищами орудовать венчиком не будет проблемой, — съерничала Алия, но Кин не обиделась и довольно фыркнула.

Пока мы занимались приготовлениями, тихо перешептываясь и досконально вчитываясь в рецептурник, София сидела на подоконнике и болтала ногами. За окном светила желтая луна, спрятавшаяся в пепельном мареве. Подойдя к Софии, я приобняла ее за плечи, но сестра даже не повернула голову в мою сторону, лишь продолжила разглядывать ветхие деревья, укутанные в облака пепла. Ровно шестнадцать лет назад меня, Софию и Оливию принесли в Обитель и оставили здесь навсегда.

— Не рада нашей затее? — с теплотой спросила я, проследив за взглядом Софии.

Мороз прошел по коже, когда я увидела Безликого. Он стоял внизу, по щиколотку утопая в усыпавшем территорию Обители пепле и скрывая лицо под капюшоном.

— Слезай, Софи, идем, поможешь Кин со взбиванием крема, — побелевшими губами проговорила я, стягивая сестру с подоконника. Но едва ноги Софии коснулись пола, она пошатнулась и схватилась за стену. Только сейчас, в свете свечей я заметила ее болезненный вид: залегшие под глазами тени, заострившиеся черты лица, побелевшие губы.

Безликий появился внезапно, словно сам воздух в помещении соткал его образ. Он вышел из пространства, чеканя каждый шаг, и замер в метре от нас. Мы так и остались стоять: Катарина с измазанными в тесте губами, Кин с металлической чашей, полной взбитого крема, Алия с прижатым к груди фолиантом с рецептами и Оливия, раскатывающая деревянной скалкой тонкий корж. Опомнившись, я судорожно поклонилась — судя по шуму платьев, сестры последовали моему примеру.

— София, тебя ждет проверка, — сухо сказал Безликий и протянул руку в перчатке.

Я подавила рыдания, уже рвущиеся из груди, и впервые жизни попросила об одолжении: тогда я верила, что это возможно.

— Пожалуйста, оставьте ее с нами. Сегодня у нас день рождения, мы хотели приготовить праздничный торт, побыть вместе. После прошлой проверки Софи было очень плохо, она сутки пролежала без сознания. Она больна, проверка сделает только хуже! — Сделав шажок вперед, я остановилась перед Безликим. — Прошу, один раз, небольшая отсрочка…

Но он только поднял руку, призывая замолчать.

— Это невозможно.

София лежала на узкой кровати. Ее грудь судорожно вздымалась, а на лбу выступили капельки пота. Безликий сидел рядом, осторожно перебирая ее тонкие пальцы.

— До сих пор не пришла в себя? — голос, раздавшийся за спиной, не заставил его вздрогнуть, он и так прекрасно знал, кто посетил его комнату.

— Нет.

Айл прошел к дубовому столу и в один прыжок запрыгнул на него, усевшись и закинув ногу на ногу, а потом, подняв одну бровь, указал пальцем на небольшой белый торт, с башнями из взбитого крема и ягодами.

— Это ты мне? Великодушно!

Безликий хмыкнул. Он никак не мог забыть лицо девчонки, когда та услышала отказ. Не мог забыть голубых глаз, заполнявшихся слезами. Тень его просила, впервые в жизни, и тогда он был готов позволить ей что угодно, пока не заметил пылающий взгляд. Она его ненавидела, хоть и изображала покорность. И его переклинило.

— Так это мне? — снова в голосе Айла послышался смешок.

Проследив за облизывающимся Деасом, Безликий махнул рукой.

— Забирай.

— Вот спасибо!

Исчезнув за дверями, Айл сильнее прижал к груди торт. Он прекрасно знал, что Безликий, используя Темное пространство, мотался за ним в Аркад. Возможно, хотел подарить его Софии, но ей снова стало хуже. Поэтому Айл не стал интересоваться подробностями и еще больше злить друга. Сейчас он спускался в библиотеку — там, где чаще всего находилась Тень, по словам ее сестер.

Айл оказался прав: она сидела на обитом бархатом кресле, уткнувшись лбом в худые колени. Ее плечики мелко подрагивали, и Айл залюбовался хрупкой фигуркой. Приблизившись, Деас остановился напротив.

— Ревешь? — серьезным тоном спросил он.

Вздрогнув, Тень подняла заплаканные глаза, а потом перевела их на торт, который Айл держал перед собой.

— Это что, торт? — вяло спросила она, распрямившись и утерев нос кулаком.

«Совсем ребенок», — подумал Деас, а потом, окунув палец в пышный крем, мазнул им по порозовевшей щеке Тени.

— Угу. Хочешь кусочек?

Тень смотрела боязливо, словно ожидала подвох.

— Ну-у-у, — протянул Айл, вставая на ноги. — Если не хочешь, я отдам его Эргону, правда, именины у него через месяц, но знаешь, какой он прожорливый? Проглотит за секунду, не заметишь.

Тень заколебалась, но ее взгляд, направленный на белый крем и ягоды, был красноречивее слов.

— Я могу взять кусочек, чтобы угостить сестер?

Расплывшись в улыбке, Айл снова сел подле ее ног.

— Конечно! Но только попробуй первая, вдруг с ним что-то не так, а потом уже угощай остальных.

По лицу Тени скользнула улыбка, и девушка, подцепив пальцем облачко крема, отправила его в рот, зажмурившись от удовольствия.

— Нравится?

Не раскрывая глаз, Тень закивала.

— А теперь, если главная Жертвенница одобрила, можно угостить остальных сестер?

Этот вечер открыл первую страницу в их общей книге. В будущем, с каждым приездом в Темную Обитель, Айл проводил свободное время с Тенью, все больше влюбляясь в ее непокорность. Ему казалось, что даже взгляд ее был особенным, словно для каждого он нес свой определенный смысл и каждый рядом с ней чувствовал себя нужным.

Этим она все больше и больше напоминала Деасу его покойную мать. Ту, которую он потерял из-за жестокой королевской политики.