Замок княгини

Два дракона с наездниками, коричневый и черный, по очереди опустились на полянку рядом с деревней. Наездники легко спрыгнули на землю, и уже несколько мгновений спустя на полянке остался лишь один дракон, потому что на месте коричневого зверя теперь стоял человек.

«Не теряйся, парень. На ужин приходи, Дед будет ждать», — бросил черному дракону тот, кто только что был его наездником.

«Мы придём на ужин, дядя», — невозмутимо ответствовал черный дракон.

Все, кто был на поляне, слышали этот разговор, несмотря на то, что губы говоривших ни разу не разомкнулись, и тишину нарушал лишь крик какой-то птицы вдалеке — язык драконов беззвучен.

Когда люди отошли, дракон тут же опять взмыл в небо. Теперь он летел недолго, к небольшому озеру между гор, неподалеку от которого сразу разглядел крытую соломой хижину. Он приземлился прямо в воду, подняв кучу брызг, так что озерная вода высокой волной плеснула на берег — маленькое баловство, которое доставляло ему удовольствие и всегда смешило его Шалу.

То, что он всё ещё не умел нормально одеваться, так, как это делают другие, Шалу тоже смешило. Не страшно, он на неё не обижался. Да и вообще, смеяться его рыжая любит, ей и причины не надо. Пусть смеётся.

Уже сменив облик, Ардай понежился немного в воде — озеро это было восхитительно теплым и обладало свойством возвращать силы уставшему телу. Он ведь, между прочим, летел сюда с другого конца Итсваны без отдыха…

Смешно. Конечно, без отдыха, он ведь дракон. Но даже драконы немного устают от таких долгих перелетов.

Без особой охоты он выбрался на берег, отряхнулся. Увидел на камне большое полотенце, заботливо положенное Шалой, взял его и вытерся. Полотенце у него у самого было, хранилось за тенью, мог бы достать, но приятно было пользоваться тем, которое она для него положила. Сейчас он достанет одежду и оденется. Это просто. Даже странно, насколько это казалось просто с тех пор, как научился — достать свои вещи из ниоткуда, потом положить их в никуда, и снова достать. Да, он научился пользоваться тайником за тенью, когда впервые получилось, готов был прыгать от восторга. И что с того, что это умеют все детишки? Он-то не умел! А вот одеваться одновременно с переменой обличья никак не получалось, поэтому он старался превращаться вдали от посторонних глаз. Здесь вот, у озера, посторонних глаз нет, здесь только Шала, а при ней разгуливать голым он как раз не стеснялся.

Да, она была тут. Стояла на берегу и улыбалась.

— Наконец-то, дровосек. Я уже соскучилась.

— И я соскучился! — он не спеша подошёл, обнял девушку, поцеловал, — говорил же, давай возьму тебя с собой.

— Спрячешь за тень? Ну уж нет, такого не будет.

— Разве обязательно прятать тебя за тень? — он потерся щекой о её щеку, одновременно собирая в горсть её волосы и наматывая их на кулак.

Это было непросто — волос у Шалы хватило бы на двух девчонок. Рыжий, непослушный, струящийся водопад.

Впрочем, когда было нужно, она шутя с ними справлялась, укладывала как угодно. Сегодня было не нужно. Зато она принарядилась: юбка в мелкую клетку, плотный корсаж с золотистыми пуговками, ворот рубахи отделан кружевом. Непонятно, почему ведьмам-ниберийкам хочется разгуливать по дорогам в ветхой одежонке, но ему нравилось, когда Шала одевалась красиво, и она это знала. Здесь, в Содде, после первого возвращения с Шайтакана, он больше не видел её одетой плохо. Но голову она здесь никогда не покрывала, и чаще всего никак не прибирала волосы — ниберийка есть ниберийка. Он привык, ему нравилось.

— Ты собираешься одеваться, дровосек? — смеялась она.

— Я не дровосек…

— Хорошо. Дракон, тебе удобно без штанов?

— Ещё как. Вот сейчас мы всё с тебя снимем, и тебе тоже будет удобно, — он принялся аккуратно расстегивать на ней пуговки.

Мог бы просто дернуть, чтобы посыпались, это ему тоже нравилось. Ничего, ей ведь не иглой пришивать.

Шить, как все женщины, его ведьмочка не любила, пользовалась для этих целей волшбой, и получалось у нее это ловко и практически мгновенно. И не только шить…

Здесь было удивительно тепло, несмотря на осень — озеро согревало. А скорее, тепло гор, которое шло тут снизу и согревало это дивное озеро. Здесь можно спать на земле, а крыша нужна только от дождя. Ардай извлек из-за тени одеяло и бросил на землю, и толкнул на него девушку, надавив ей на плечи, уложил. Втайне он гордился этим: что вот так, шутя, мог достать ниоткуда одеяло.

Если бы кто-то летел сейчас над озером, их бы увидели, конечно — они лежали на открытом месте, прямо на берегу. Но здесь редко кто летал…

Когда Ардаю захотелось встать и одеться, достать стопку одежды из-за тени получилось сразу, но именно что стопку. Она очутилась у него в руках, но не на нём. Он положил её и проделал то, найденное однажды движение пальцами, которое приносило некоторый результат, постарался сосредоточиться, представив штаны надетыми — пока только штаны.

Результат превзошёл ожидания: штаны оказались у него на шее. Да ещё как оказались: голова его была продета в одну штанину, вторая болталась сбоку, завязки свешивались на грудь.

И как теперь это снимать? Только разрезать…

Он в замешательстве взглянул на Шалу.

Она сидела на одеяле и смотрела с интересом. Тоже одеваться не спешила, только положила свою юбку на колени, прикрывшись. И смеяться на этот раз не стала, ограничилась легкой усмешкой:

— Как ты это делаешь, дракон? Я даже что-то понять не могу.

— А я и подавно. Помоги, а? — вздохнул он.

Одно неуловимое движение Шалиных пальцев — и штаны оказались там, где им и положено, целые, и даже завязки были завязаны. Больше он пробовать не стал, оделся обычным образом, как все люди: влез в рубаху, пуговка за пуговкой застегнул жилет, затянул пояс. Сапоги пока не стал надевать, не хотелось.

Шала протянула ему руку, и он подал ей свою, помогая встать. Оказавшись на ногах, ниберийка была уже одета, вот так, мгновенно — все вещи, которые он не спеша снимал и бросал вокруг, были на ней. Именно так это делают драконы.

— Не грусти, дровосек, — сказала Шала, — ты слишком недавно стал драконом. Твоим успехам можно завидовать. У меня есть хлеб и сыр, хочешь?

Еда у Шалы водилась только самая простая.

— Хочу, — не стал отказываться Ардай. — И ещё нас звали на ужин. И знаешь, император требует, чтобы дочку Каюба немедленно вернули. Без этого он отказывается отдавать нам Шайтакан.

— Чудак, — пожала плечами Шала. — Тебя не нужно звать на ужин в дом Дьянов, потому что ты Дьян. А дочку Каюба… ну, вернут. Кому она тут нужна?

— Никому, — кивнул он. — Но я не могу понять, почему князю это не нравится.

— Так спросил бы у князя. Так, по-родственному, знаешь ли. Он ведь твой дядя.

— Легко сказать, — хмыкнул он, — не умею я пока говорить с ним по-родственному.

— А ты пробуй, — она улыбнулась, — когда-нибудь научишься.

Как-то так вышло, что всё в его жизни свелось сейчас к этому «когда-нибудь научишься». То, что он должен был уметь ещё мальчишкой, теперь освоит «когда-нибудь». В нём чуть не погиб его дракон, но могло ли это прийти в голову наследному именю Ардаю Эстерелу?

И виноватых нет. Просто обстоятельства.

— Говорят, у неё нет магического дара. Но князь уверен, что она применила к нему магию. Как это возможно?

— Откуда я знаю? — улыбка Шалы была такой же безмятежной, — пойдем и посмотрим, хочешь?

— К ней?! Прямо сейчас? — он, кажется, смутился.

— К ней, к кому ещё? — развеселилась ниберийка, — боишься увидеть бывшую невесту?

— Она не была моей невестой. И я никогда в жизни её не видел, — отмахнулся он недовольно. — Ты действительно можешь зайти в ту башню?

— Да-да, конечно, я могу зайти в башню, чего там мочь! Так пошли? — Шала взяла его за руку.

— А если она и правда магичка? Для тебя это не опасно?

— Да ты боишься, дракон! — она расхохоталась. — Бояться нечего! Пойдем?

— Пойдем! — он сжал её руку.

«Волшебный» камешек Шала просто достала из кармана, вложила в ладонь Ардая и накрыла своей рукой…

А одеяло осталось лежать на берегу озера. Ардай о нём забыл.

Конечно, когда кто-то появляется рядом с тобой внезапно и непонятно откуда — к этому трудно привыкнуть. Ардай вот привык к таким проделкам ведьмочки, но временами и его они злили несказанно. Особенно исчезновения. Но Кантана, дочь Каюба…

Кажется, она не удивилась! По крайней мере не замерла, открыв рот, и не потеряла способность соображать. Напротив, девушка вихрем слетела с кровати и замерла, прижавшись спиной к стене. Дрожала и смотрела на них. Руки сжала в кулаки. Она боялась их, но, кажется, без боя сдаваться не собиралась.

Смешная.

— Прости за внезапное вторжение, ленна, — сказала с улыбкой Шала. — Мы не хотели тебя напугать. Мы всего лишь твои гости, если позволишь.

Такой тон, такие слова были уместны для знатной лиры. Только непокрытая голова, пожалуй, могла вызвать недоумение. У дочери мага — не вызвала.

— Ты ниберийка? — спросила она.

— Да, я ниберийка, — согласилась Шала так же непринужденно. — Ты, вижу, понимаешь, что это значит.

— Читала о вас.

— Очень хорошо, ленна. Так ты позволишь нам быть твоими гостями?

— Хотела бы я знать, как могу не позволить? Чувствуйте себя как дома, — усмешка в её голосе звучала отчетливо, — последнее время гости для меня большая редкость. Вот только где бы вам присесть? Тебя устроит этот стул, лир Ардай Эстерел? Ты, ниберийка, можешь сесть на мою кровать.

Ардай даже вздрогнул, услышав из её уст свое имя. Она его узнала, значит…

Он уже успел, и не без интереса, рассмотреть девушку. Она оказалась вовсе не такой, как он воображал её себе, разок взглянув на портрет. Пожалуй, всё же художник немного польстил своей модели. Нет, дурнушкой Кантана Каюба не была настолько же, насколько не была красивой, и незаметной «серой мышкой» её тоже не назвали бы. Она была… заметной. Запоминающейся. Чуть более широкие скулы, пухлые губы, впалые щеки и чрезмерная бледность, темные волосы с легким рыжеватым оттенком, глаза необычного цвета… как зеленая трава. Она могла бы и нравиться, просто Ардай привык считать красивой другую внешность.

Она не была похожа на своего отца — это лучшее, что Ардай мог о ней сказать.

— Ты пришёл навестить меня, лир Ардай, как свою… невесту? — она запнулась на последнем слове.

— Ты не моя невеста, ленна Кантана. Мы пришли просто так. Познакомиться.

— Почему колдуны тебе позволили?

— Они не позволяли. Мы пришли без разрешения, — он неловко улыбнулся, прислоняясь к стене.

Садиться ему не хотелось.

А действительно, зачем они пришли, если не удовлетворить своё любопытство, просто-напросто?

— Я так поняла, что между нашими родителями есть договоренность? — она всё-таки хотела прояснить ситуацию.

Как будто это было сейчас важным.

— Нет. Мои родители даже не знают о тебе, а мой отец советовал мне держаться подальше от твоего отца. Именно твой отец и хотел поженить нас.

На лице девушки появились обида и искреннее непонимание.

— Но почему? Что у тебя за семья, чтобы он так хотел родства с вами?

— Мало ли чего он хотел! — Ардай пожал плечами.

Она быстро подошла и тронула его на плечо, словно желая убедиться в его реальности.

— Ты действительно Ардай Эстерел?

— Да.

— Что ты делаешь… здесь? На земле колдунов? Мой отец добивается моего освобождения, да? Это он перенёс тебя сюда? — гнула она свое.

— Нет, ленна, — покачал головой Ардай. — А что я здесь делаю… Видишь ли, я теперь тут живу.

Он подумал, что она ведь не знает о смерти отца. И ему совсем не хотелось ей об этом сообщать.

— Здесь живешь? Как это возможно? — покачала головой девушка. — Ты… неужели ты тоже пленник колдунов? А я вот отчего-то не имею возможности ходить в гости! — она смотрела с настойчивостью, ожидая ответов.

И соображала она, надо сказать, быстро. И быстро делала выводы. Видно, дочь Каюба не из тех, кто только ахает, заламывает руки и падает в обморок.

— Вы здесь в разном положении, ленна, — пояснила Шала. — Ты получишь свободу и вернешься домой. Он — нет.

— Почему? — она переводила взгляд с Шалы на Ардая и обратно, — почему? Что это всё, вообще, означает?

— В башнях, в отдалении от людей здесь держат тех, кого намерены со временем отпустить. Те, кого отпускать не намерены, живут здесь свободно. Только уйти не могут.

— Да, мне говорили, — кивнула Кантана, — я не об этом…

— Ардай сражался с драконом и проиграл. Поэтому он здесь навсегда.

— Вот как?! — теперь она смотрела на него с сочувствием, — мне жаль…

— Не стоит меня жалеть, — пробормотал он.

Вот только её сочувствия ему и не хватало. Кусочек правды слишком уж походил на ложь, хоть и являлся чистейшей правдой.

Он вопросительно взглянул на Шалу — удалось ли той разглядеть в дочке мага что-то необычное? Она ведь довольно долго смотрела на неё…

Шала улыбнулась.

— Хочешь у меня что-нибудь спросить, ленна Кантана?

— Зачем мне у тебя что-то спрашивать? — слабо усмехнулась девушка.

— Потому что я ниберийка. У нас все спрашивают. Мой ответ не будет зависеть от того, чья ты дочь.

— Мой отец самый добрый и мудрый человек из мне известных, — упрямо сказала Кантана.

— Может быть. Но пойми и то, что его друзей здесь ты не найдешь. Он был добрым и мудрым, но не к соддийцам. Не к горным колдунам то есть. И ниберийкам он тоже не друг. Он нас изучал, видишь ли, а это не всегда получается делать мудро и с добротой. И когда добрый человек потрошит курицу, а потом варит её в супе, это недобро по отношению к курице, понимаешь?

Лицо Кантаны, и так отнюдь не румяное, стало ещё бледнее, она подошла к кровати и села на краешек.

— Да, я это понимаю, — сказала она. — Мне жаль. Надеюсь, он не варил суп из нибериек.

— Повторяю, ленна, лично тебе здесь никто не враг, — добавила Шала.

Теперь Кантана посмотрела прямо на Шалу, и в её взгляде смешались и насмешка, и недоверие, и, может быть, слабая надежда.

— Я видела, как ниберийки гадают на площадях и на перекрестках дорог, — сказала она. — Иногда они приходили прямо к нам в усадьбу и гадали дворовым, но не моей семье. Я не верю вам, ниберийка.

— И напрасно, — тоже с усмешкой ответила Шала, — может быть, кому-то из твоей семьи следовало поспрашивать нибериек и заплатить им. Твой отец вот норовил всё больше спрашивать бесплатно. Скажу только, что зря он это делал.

— Хорошо. Что я теряю? — Кантана вздохнула. — Денег у меня нет, но вот, возьми, это серебро, — она сняла с руки тонкий браслет, украшенный цветной эмалью. — Скажи мне, ниберийка, скоро ли я попаду домой? И почему меня тут обвиняют в том, что я не делала? Всю мою жизнь я слышала от людей знающих, что не имею магического дара, и вдруг мне говорят, что я магичка! Как это возможно?

— Я тебя поняла, — Шала взяла браслет и надела на руку, полюбовавшись затейливым эмалевым узором. — Правильные вопросы.

— Может, мне стоит уйти, — Ардай огляделся, — я спущусь вниз?

Вниз вела винтовая лестница, и там была ещё каморка.

— Не нужно, — возразила вдруг Кантана, — мне нечего от тебя скрывать, лир Ардай Эстерел.

Шала заговорила:

— Насколько я вижу, у тебя нет магического дара, ленна. В том смысле, который обычно подразумевают маги. Но ты действительно применила магию. Бессознательно. Видишь ли, многие проявления жизни имеют ту же природу, что и магия. Как два конца иглы, две стороны древесного листа… Возможно, магия исходила не от тебя, но это в конечном итоге не важно.

Кантана внимательно слушала, морщила лоб и не понимала. Покачала головой:

— Значит, тот человек сам применил эту магию? Или… это была случайность? Да, возможно, я ведь тоже ощутила…

— Неважно, кто применил, говорю же. Да, случайность. Просто так совпало, видимо. Скажи, что ты чувствуешь к тому человеку? Хотела бы ещё раз его увидеть?

— Нет! — Кантана вскочила с кровати, выпрямилась, как струна, — я никогда не желаю его больше видеть! Никогда!

Вспоминая ту их единственную встречу, ей хотелось зарыться лицом в подушку, а иногда — заплакать. Его взгляд ранил её…

— Конечно, — кивнула, улыбаясь, Шала, глядя и на девушку, и вроде как немного сквозь нее.

Ардай уже хорошо знал этот её взгляд, так ниберийка рассматривает человеческую суть, от обычных людей скрытую.

— Ты скоро покинешь это место, — продолжала Шала. — Вернешься домой, но ненадолго. Твоя судьба уже решена. С женихом, которого ты себе выбрала, тебя ожидали бы покой и счастье на долгие годы, но ты сама согласишься на иное.

— Не соглашусь! — воскликнула Кантана, опять разволновавшись. — Я дала ему слово. Я сама дала слово! Я дочь и внучка именей!

— А принадлежишь ли ты себе, дочь и внучка именей? — опять усмехнулась Шала. — Ты ни от кого не зависишь, и никто не зависит от тебя?

— Отец не станет меня заставлять! — вскинула голову Кантана, — я сумею его убедить.

Ей так хотелось в это верить, что она почти верила.

— От твоего отца больше ничего не зависит, ленна.

— Меня не станут заставлять, — упрямо повторила она.

— Да, заставлять не станут, — тут же покладисто согласилась Шала, — в этом можешь не сомневаться. И вот ещё, есть кое-что, о чем я, пожалуй, не могу тебе рассказать.

— Тогда зачем ты вообще говоришь об этом? — недовольно заметила Кантана, обрадованная, впрочем, предыдущими словами Шалы.

Принуждения не будет — вот и хорошо…

— Потому что это само по себе важно: что существует то, о чем я не могу с тобой говорить. Причем не знаю точно, что именно. Могу и ошибиться.

Кантана нахмурилась, опять не понимая.

— Ты читала про нибериек, — вмешался Ардай, — знаешь, о чем они не могут рассказывать даже за серебро?

— О чужих тайнах? — сообразила Кантана, — так это правда? Это не байки? Вы действительно не способы говорить о тайном?

— Именно. Это чистая правда. Твоя суть скрывает странную тайну. Что-то необычное.

— Вот это да, — Кантана неуверенно рассмеялась. — Скажи только, я дочь своих родителей? Я родилась непохожей на мать, и бесталанной, отчего меня не любит родня отца. Меня им не подбросили в корзине под дверь?

— Нет. Ты их дочь, плоть от плоти и кровь от крови.

— Хоть это хорошо!

Кантана замерла, сцепив руки. Шала молча ждала. Ардай тоже ждал, разглядывая облака за окном.

— Тогда объясни мне ещё кое-что, ниберийка! — заговорила дочь мага, — о проявлении жизни, имеющем магическую природу, которое поразило меня и… того человека. Какое понятное, человеческое название имеет это проявление жизни? Ведь называют его как-то, если это известное всем проявление жизни?

— Конечно, ленна, — теперь Шала широко улыбнулось. — Его называют внезапной влюбленностью. Это свойственно и магам, и соддийцам, и просто людям, далеким от магии и любых проявлений силы. Всем. Иногда это просто приходится пережить и забыть… постараться, потому что это трудно забыть.

Глаза Кантаны изумленно распахнулись.

— Нет! — закричала она, и её щеки впервые за весь их разговор порозовели, — ты смеешься надо мной!

Шала пожала плечами.

— Сама подумай, ленна. Сама постарайся понять свои чувства. Нет значит нет. А нам пора, — она протянула руку Ардаю. — Как-нибудь мы тебя опять навестим, не возражаешь?..

Два удара сердца — и они опять оказались на берегу озера. А потрясённое лицо дочери Каюба как будто всё ещё стояло перед Ардаем.

Ему это показалось сущей ерундой. Влюбленные ведь знают о том, что влюблены! Не могут не знать.

— Надеюсь, ты пошутила? — буркнул он, отпуская руку Шалы.

— Какие шутки?

— Князь бесится, потому что он влюблен в дочь мага? Он? Нет, ну сама подумай. Он же старый, как он может вдруг взять и влюбиться в кого попало? Тем более в дочь Каюба. Особенно в неё! И вообще… Он ещё и умный, говорят! Он князь!

Запрокинув голову, Шала звонко расхохоталась.

— Сам не говори глупости, дракон! Причем здесь его старость и его ум? Это со всяким может случиться. Если ты не испытывал подобного, это не значит, что и другие не могут! Любовь — это магия. Тоже магия. И она доступна не всем.

— Не доступна мне?.. — насупился Ардай.

— У всех это бывает по-разному, — Шала обвила руками его шею, вынудив нагнуться, и поцеловала в щёку, — каждому своё, дровосек!