Рюкзак рассказов

Он снова сел за работу и принялся терпеливо вылепливать каждый штрих, каждую будущую деталь. Качал головой, переделывал, снова проявлял недовольство и переделывал вновь.

Работа была очень ответственная. Нельзя было те то что повредить, но даже — допустить неточность.

Он оттачивал, доводил до совершенства, всё, что было необходимо. Затем — принялся украшать…

В ход пошли блёстки, имитирующие игру разноцветных камней, пластмассовые, идеально круглые жемчужины, заклёпки, имитирующие золото и серебро… И, наконец — перья диковиной птицы! Всё должно быть идеально!

Маска была готова.

Он с облегчением вздохнул. Слишком часто на Маскараде приходится менять маски. Но чаще — просто брать новые. В свете ярких прожекторов, что ослепляют глаза, маски изнашиваются очень быстро. И зоркий глаз вместо множества деталей, начинает видеть со временем лишь пятна света.

Почти не осталось настоящих мастеров, способных изготовить Настоящие Маски. Он, увы, даже не может позволить сейчас оплатить такую работу. Пришлось самостоятельно научиться этому скорбному ремеслу…

Напоследок он покрыл своё творение фосфоресцирующим лаком, чтобы как можно ярче изделие сияло в темноте, и как можно ослепительнее блестело днём. Слегка протёр наждачкой уголки — так маска выглядела состаренной. Словно досталась по наследству или долго лежала без дела, пока он не взял и не сдул пыль. Последний писк моды! Винтаж!

Примерил.

Зеркало отразило его живые довольные глаза, квадратные скулы блестящего изделия и слегка дрожащие тонкие дрожащие руки, бережно снимавшие маску с лица…

В этот миг он резко отвернулся от зеркала.

Скоро Большой Карнавал. «Все маски скоро будут к нам!…» Он только вздохнул. Цитата, высказанная кем-то давно, царапнула душу. Махнул рукой. Всё хорошо. Он достиг своей цели. Он доволен. Чего ещё желать!?

Шатаясь от усталости и ослепительных впечатлений, еле передвигая ноги после шумных танцев и горячих напитков, он тяжело опустился в прихожей на колченогий стул.

Перед глазами плыло, словно он всё ещё находился в круговерти карнавальных огней, на самой быстрой карусели. В ушах стоял гул. Рябь чужих масок и неистового блеска струилась перед его внутренним взором огненной рекой. Он погасил верхний свет в прихожей: ослепительных огней итак хватило с лихвой. Целый водопад, отражающийся ещё и от блестящего паркета Танцевального Зала.

У него получилось! Его маска привела всех в восторг! Недаром столько бессонных ночей он…

Он включил маленький тёплый светильник. Оранжевый свет залил комнату карамельным сиянием. Мягкий полумрак и время отдыха. Время упасть лицом в холодный шёлк подушки и глубоко вздохнуть.

Он начал медленно снимать маску в вспотевшего лица. Сейчас свежий воздух омоет разгорячённые щёки. Резкая боль! Ч-чёрт! Наверняка впопыхах перепутал тюбики с клеем. И как можно было оставить столярный клей на столике для грима! Улыбнулся каламбуру. Потянул сильнее и с боков. Казалось, что вместо маски сдирает свою собственную кожу! Стоп!! Он никак не мог перепутать клей — ведь он сделал у маски загубник! По старинным образцам венецианских мастеров. Он весь вечер общался жестами и потягивал напитки через тонкую трубочку. Радовался своей придумке.

Но.. нет… этого быть не может! Ведь он говорил! Он сам удивлялся своему голосу, своей плавной речи, изысканным тонким шуткам. Он произвёл фурор своим чувством юмора в Золотом зале. Отчётливо помнил, как боялся, что всё это благодаря напиткам.

Но в тоже время… молчал. Молчал он сам, словно был собственной маской.

Говорят, что создать маску-говоруна под силу лишь единицам, мастерам, чьи имена передаются шёпотом. Однако, такие маски коварны: они не желают служить лицу владельца. Подобно Андерсеновской Тени, сами управляют теми, кому принадлежат. Тех же, кто сопротивляется, маска-говорун вбирает в себя. Постепенно, шаг за шагом. Слово за словом. Вот и исчез незадачливый владелец. От прежних владельцев могли лишь остаться часы, если те их, конечно, носили — маски не любят время. Но обожают зеркала: там отражаются их идеальные копии. Само совершенство.

Наследники, кто надевал такую маску, проверялись ею снова. Строптивых владельцев вновь поглощала она. Вбирала мгновенно и без остатка.

Он содрогнулся, вспоминая случаи из газет…

Совсем недавно кто-то увидел взаимосвязь. И стали надевать на тех, кто приговорён к казни. Но от переизбытка людской энергии такие маски покрывались трещинами, исторгая огонь из своих сияющих стразами глубин. И рассыпались в прах…

Так были постепенно утрачены все маски-говоруны.

Он похолодел. Он понял, что создал!

Но нельзя было оставлять эту маску другим. Нельзя допустить, чтобы из-за его творения кто-то погиб. Пока маска слаба, нужно, во что бы то ни стало, содрать её с лица! И ни в коем случае не смотреть в зеркала: они придают ей сил, устанавливают связь с другими “сородичами”…

…Он очнулся в больнице. Ощупал руками бинты: лицо все горело. Казалось, лица не было никогда. Только боль. Только кипящая жидким огнём боль под бинтами.

Вздохнул. Понял, что придётся новой, своей нарастающей кожей, ощущать холод, зной, пыль, дыхание ветра. Он выдохнул: теперь только его глаза будут запорошены колючим снегом или обласканы солнцем. Он знал, насколько чувствительным теперь будет лицо…

Зашла медсестра. Он притворился спящим.

–Как он? — густой баритон врача.

Странно. Было слышно что вошёл лишь один человек…