Повеса из Пуэрто-Бануса

— Ты из Ирландии? — уточнил Рауль, и Эстель, поколебавшись, кивнула.

Ей совсем не хотелось рассказывать этому мужчине о себе, не было ни малейшего желания заводить с ним беседу.

— Но акцент у тебя английский.

— Родители переехали в Англию до моего рождения.

Эстель надеялась, что Рауль не станет продолжать разговор после такого сухого ответа. Но он спросил:

— Они живут в Англии?

— Нет, — нехотя ответила она.

— А где вы встретились с Гордоном?

— «У Дарио», — ответила Эстель в точности так, как Гордон ее научил; она старалась убедить себя быть вежливой с Раулем, но всем существом она чувствовала опасность. — Это бар…

— В Сохо, — перебил Рауль, — я много о нем слышал.

Щеки Эстель пылали под толстым слоем макияжа.

— Сам-то я туда не ходил, — продолжал Рауль. — Мне кажется, я слишком молод для походов в подобные заведения. — Его губы тронула легкая улыбка, и он заметил, как румянец разливается по ее шее к ушам. — Хотя, может, и стоит как-нибудь туда заглянуть…

Рауль внимательно посмотрел на Эстель. Ее глаза были темно-зеленого цвета, а щечки — округлыми. Она была очень привлекательной девушкой. Несмотря на откровенный наряд и яркий макияж, в ней была нежная прелесть, какая-то скованность, редкая и манящая. Рауль никогда не встречался с застенчивыми женщинами.

— Что ж, на этой свадьбе и ты и я в одиночестве…

— Я со спутником, — ответила Эстель. — Гордон скоро вернется.

Она не хотела задавать Раулю этот вопрос, но против воли взглянула на пустой стул рядом с ним.

— Почему ты… — Она замолчала, не зная, как задать вопрос, но при этом не лезть не в свое дело.

— Мы расстались сегодня утром.

— Как жаль.

— Нет, совсем не жаль. — Рауль помедлил. — Честно говоря, мы не то чтобы расстались. Расставание означает, что у двоих людей были какие-то отношения, а мы всего лишь пару недель ходили на свидания.

— Пусть так, — Эстель старалась говорить мягко, — но расставаться всегда тяжело.

— Для меня нет, — возразил Рауль. — Мне тяжелее всего пережить период незадолго до расставания.

— Когда отношения начинают рушиться?

— Наоборот, — ответил он, — когда они становятся крепче.

Он говорил интересные вещи, и хотя Эстель сопротивлялась этому, ей хотелось узнать больше об этом удивительном человеке. Она заметила, что чуть подалась вперед, чтобы лучше слышать его.

— Она начинает спрашивать, чем мы займемся на следующих выходных, говорит фразы вроде «Рауль сказал…» или «Рауль думает, что…»… — Мужчина помолчал. — Не люблю, когда другие говорят, о чем я, по их мнению, думаю.

— Конечно.

— Ты знаешь, о чем я сейчас думаю?

— Не осмелюсь даже предположить. — Она едва дышала, ведь и сама думала о том же.

— Потанцуем?

— Нет, спасибо, — ответила Эстель, ведь уж лучше сидеть спокойно, чем гореть в его объятиях. Он непозволительно хорош собой, и Эстель чувствовала, что погружается все глубже, тонет в его обаянии с каждым его словом. — Лучше я подожду Гордона.

— Как тебе будет угодно, — сказал Рауль. — Ты знакома с женихом или невестой?

— Нет. — У Эстель было ощущение того, что она на собеседовании. — Жених твой друг?

— Мы вместе учились в университете.

— В Испании?

— Нет, здесь, в Шотландии.

— А-а. — Эстель сама не знала почему, но это ее удивило.

— Я учился здесь четыре года, — рассказал Рауль, — потом уехал обратно в Марбелью. Люблю бывать здесь, Шотландия — красивое место.

— Да, — ответила Эстель, — хотя я почти ее не видела.

— Ты здесь впервые?

Она кивнула.

— Ты когда-нибудь была в Испании?

— В прошлом году, — ответила Эстель, — правда, всего пару дней. Потом у меня в семье случилось несчастье, и мне пришлось уехать.

— Рауль?

Он едва взглянул на подошедшую женщину. Ту самую, которую пересадили за стол в конце зала.

— Может, потанцуем?

— Я занят.

— Рауль…

— Араминта, — он посмотрел на нее, — если бы я хотел потанцевать с тобой, я бы тебя пригласил.

Эстель моргнула. Хотя его голос и звучал бархатно и спокойно, слова были грубыми.

— Жестко ты с ней, — заметила она, когда Араминта ушла.

— Уж лучше быть жестким, чем попусту обнадеживать человека.

— Возможно.

— Так… — Рауль осторожно подбирал слова, — если заботиться о Гордоне — твоя основная работа, что ты делаешь в свободное время?

— В свободное время?

— Когда ты не на работе.

Эстель поняла, что он имеет в виду. В ее зеленых глазах вспыхнул гнев.

— Я не люблю намеки.

Рауля приятно удивил ее смелый ответ.

— Прости, пожалуйста, — сказал он, — я не так хорошо говорю по-английски…

Это оправдание было очень удобным для него.

Эстель сделала глубокий вдох, играя с ножкой бокала, и задумалась о том, как выпутаться из этой ситуации. Она решила, что постарается быть вежливой.

— Кем ты работаешь? — Она посмотрела на него. — Ты тоже политик?

— Ну что ты!

Рауль заметил, как она улыбнулась.

— Я начальник «Де ла Фуэнте холдингс», а именно: я покупаю, реставрирую или строю, а потом иногда продаю. — Он все еще внимательно смотрел на нее. — Возьмем, к примеру, этот замок. Если бы он был моим, я бы не только проводил здесь свадьбы, но и сделал бы в нем гостиницу. Он простаивает без дела. Правда, многое здесь нужно будет переделать. Последний раз я ходил в одну с соседом ванную, когда учился в университете.

Разумеется, Рауль не знал, что она изучала древнюю архитектуру и любое здание становилось предметом ее живого любопытства. В этом замке кое-что уже перестроили, но изменения были скромными: комнаты остались холодными, а уборные — просторными. Эстель похолодела при мысли о том, что этот замок перестроят на современный лад и наводнят разными новшествами.

К сожалению, Раулю явно было все равно.

Окажись они в другом месте, она бы встала и ушла.

Или… наклонилась бы к нему и поцеловала в губы.

— Значит, это дело твоего отца? — спросила она. Очевидно, что деньги, проложившие ему путь к роскошной идеальной жизни, вовсе не его.

— Нет, то было дело семьи моей матери. Отец присоединился, когда они поженились. — Он заметил, как Эстель нахмурилась.

— Постой, ты сказал де ла Фуэнте, и я думала, Фуэнте — твоя фамилия…

«Она довольно сообразительна», — подумал Рауль.

— В Испании не так, как здесь. Сначала ставится фамилия отца, а затем матери…

— Я не знала. — Эстель действительно старалась разобраться. — Как это?

— Моего отца зовут Антонио Санчес. Маму звали Габриэлла де ла Фуэнте.

— Звали?

— Она погибла в автокатастрофе.

Всякий раз, когда речь заходила о матери, он лишь небрежно упоминал об аварии. Но сегодня, после того, что он узнал от отца утром, ему было тяжело говорить об этом.

Гостям, одетым в шотландские национальные костюмы, было сложно переносить летнюю жару. Рауль привык к солнцу, и на его лице не проступило ни капельки пота. Но когда он вспомнил о делах давно минувших дней, ему показалось, что ледяной ветер пробрал его до костей. Тело Рауля покрылось испариной, лицо побледнело.

Ему следовало взять себя в руки. Рауль потянулся за стаканом воды. Конечно, совсем подчинить свое сознание воле, особенно во сне, ему редко удавалось, но он научился просыпаться до того, как закричит.

— Это случилось недавно? — Эстель заметила, как ему непросто. Она лучше чем кто бы то ни было знала, каково ему, ведь она точно так же потеряла своих родителей.

Мужчина отпил воды, провел руками по волосам и снова стал прежним галантным, уверенным в себе кавалером.

— Давно. Я тогда был маленьким, — ответил он и вернулся к прежней теме разговора, не желая дальше ворошить прошлое: — Мое полное имя Рауль Санчес де ла Фуэнте, но на то, чтобы представиться полностью, мне приходится тратить уйму времени.

Он улыбнулся, и Эстель ответила ему улыбкой:

— Могу себе представить.

— Тем не менее мне хочется сохранить обе.

— Как приятно, что и фамилия матери передается детям!

— Это не совсем так, — ответил Рауль. — Только одному поколению. Фамилия мужа имеет больше веса.

Эстель нахмурилась:

— Значит, если бы у тебя были дети…

— У меня не будет детей.

— А если бы были?

— Не дай бог. — Рауль терпеливо вздохнул. — Попробую объяснить.

Он взял солонку и перечницу, которую Эстель передала ему ранее. Они сели к столу, и Рауль начал составлять с помощью столовых приборов что-то вроде генеалогического древа.

— Как твоя фамилия?

— Коннолли.

— Смотри. У нас рождается дочка, Джейн…

Эстель залилась краской. Нет, не рождение ребенка ее смутило, а то, что, очевидно, сперва они его зачали. При мысли об этом она ощущала слабость во всем теле.

— Ее будут звать Джейн Санчес Коннолли.

— Ясно.

— Джейн выходит замуж… — Рауль схватил вилку, выдумывая какое-нибудь имя, — скажем, за Гарри Поттера. Ее дочь, — он положил на стол ложку, — назовем ее тоже Джейн, полностью будут звать Джейн Санчес Поттер. Коннолли исчезает! — Рауль наблюдал за тем, как Эстель пытается переварить информацию. — Это просто. Хотя бы с именами, а вот быть в браке лет пятьдесят может оказаться весьма трудно. — Он взглянул на молодых. — Не могу представить себя связанным с другим человеком, да и в любовь я вовсе не верю. — Он никогда этого не скрывал.

— Как у тебя язык поворачивается говорить такие вещи на свадьбе? — возмутилась Эстель. — Ты видел, как Дональд улыбался, когда смотрел на невесту?

— Конечно видел, — ответил Рауль, — я хорошо помню эту улыбку. Точно так же он улыбался на своей предыдущей свадьбе.

Эстель ничего не оставалось кроме как рассмеяться.

— Ты серьезно?

— Совершенно, — ответил Рауль улыбаясь.

Эстель захотелось достать солнечные очки, потому что его улыбка ослепляла, не давала видеть его недостатки, а у Рауля их наверняка не счесть.

— Ты заблуждаешься! — Она не хотела быть циничной. — Мой брат женился в прошлом году, и они с женой по-настоящему любят друг друга.

— Прошел всего год. — Рауль пожал плечами. — У них еще конфетно-букетный период не закончился.

— За один год они прошли через такое, что с некоторыми парами и за всю жизнь не случается. — Эстель вдруг начала открываться ему, хотя и не хотела делать этого. — Во время медового месяца с Эндрю, моим братом, произошел несчастный случай, он неудачно прокатился на гидроцикле…

— Да?

Эстель кивнула:

— Теперь он инвалид, передвигается в кресле.

— Наверное, непросто привыкнуть к этому, — задумчиво сказал Рауль. — Из-за этого несчастного случая ты была вынуждена вернуться домой?

Эстель кивнула. Она не рассказала ему о том, что поехала в Испанию изучать церкви. Он-то наверняка подумал, что новость застала ее в ночном клубе во время вечеринки.

— Я тут же вернулась домой. С тех пор им приходится несладко, понимаешь? Аманда была беременна, когда они поженились…

Эстель подумала, что она, возможно, делает ошибку. Вместо того чтобы разговаривать, им следовало пойти танцевать. Но рассказывать правду ей оказалось легче, чем врать про бар «У Дарио» и злачные места в Сохо. А может, черные влажные глаза Рауля располагали к беседе? Он придвинулся ближе, чтобы лучше слышать ее.

— Четыре месяца назад у них родилась дочь. Только это и поддерживало моего брата во время реабилитации, и мы уже думали, что все образуется…

Рауль увидел слезы в ее зеленых глазах, и Эстель моргнула, чтобы не заплакать.

— У малышки оказалось слабое сердце. Брат с женой ждут, пока она немного подрастет и ей можно будет сделать операцию.

Эстель запустила руку в сумочку и достала фотографию. Рауль посмотрел на ее брата Эндрю, его жену и слабенькую бледную малышку и понял, что Эстель плакала на свадьбе вовсе не для виду. Он снова взглянул на нее:

— Как ее зовут?

— Сесилия.

Эстель смотрела на фотографию, и вдруг Рауль понял, почему сегодня она приехала с Гордоном.

— Твой брат работает? — спросил он, чтобы удостовериться в правильности своих догадок.

— Нет, — покачала головой Эстель, — он… — Девушка спрятала фотографию и вздохнула. Она не могла не думать о том, как тяжело сейчас приходится ее брату.

— Такая красавица не должна плакать, — сказал Рауль, пытаясь разрядить обстановку.

Эстель улыбнулась, и вдруг вспышка фотоаппарата заставила ее моргнуть.

— Прелестный естественный снимок прекрасной пары, — сказал фотограф.

— Мы не…

А впрочем, какая разница!

Рауль встал:

— Гордон велел мне о тебе заботиться. — И он протянул ей руку.

Выбора у Эстель не было. По пути на танцпол она лелеяла надежду на то, что оркестр заиграет что-нибудь динамичное, а не медленную композицию, но ее надежда рассеялась, как только Рауль положил руки ей на талию.

— Волнуешься?

— Нет.

— Я подумал, что ты любишь танцевать, раз уж вы с Гордоном встретились «У Дарио».

— Да, я люблю танцевать. — Эстель выдавила из себя улыбку, вспомнив, кем ей сегодня нужно притворяться.

— Я тоже, — сказал Рауль, обнимая ее. — Сегодня особенно.

Она не могла понять этого мужчину. Он держал ее в своих объятиях, двигался ловко и грациозно, но его взгляд был серьезным.

— Расслабься.

Эстель изо всех сил старалась, но он сказал это ей на ухо, и по ее коже пробежала дрожь.

— Могу я задать тебе один вопрос?

— Конечно, — ответила Эстель, надеясь, что танец вскоре закончится.

— Что ты делаешь с Гордоном?

— Ты в своем уме? — Она ушам своим не верила. Только Рауль мог быть настолько прямолинейным. Словно все притворство раскрылось, словно не было никаких намеков и разговоров.

— Он же намного старше тебя…

— Тебя это не касается. — У Эстель было ощущение, что на нее напали средь бела дня, а прохожие не обращают на это никакого внимания.

— Тебе ведь двадцать, да?

— Двадцать пять.

— Гордон был на десять лет старше, чем я теперь, когда ты родилась.

— Это всего лишь цифры.

— Для нас с тобой цифры — мера всех вещей.

Эстель хотела высвободиться из его объятий в середине танца, но Рауль сжал ее чуть крепче.

— Разумеется, — он прижал ее к себе, чтобы она почувствовала рельефы его тела, вдохнула его запах, — ты с ним только из-за денег.

— Ты невероятно грубо себя ведешь.

— Я невероятно честно с тобой разговариваю, — поправил ее Рауль, — я же не критикую тебя. В том, что ты делаешь, нет ничего плохого.

— Vete al infierno! — прошипела Эстель. Сейчас она была очень благодарна своей подруге-испанке, с которой училась в колледже и которая учила Эстель испанским ругательствам за обедом. Она заметила, как его рот скривился, когда она послала его к черту на его родном языке. — Вообще-то, — сказала она, — я плохо говорю по-испански. Я хотела сказать, что…

Конец ознакомительного фрагмента.