Итальянский гамбит

Лена

7

Обязанности распределились сами собой: она ведет поиск очередной невесты и последующие переговоры с ней, а он, во время первой встречи в Скайпе между Эленой и претенденткой, оценивает внешность девушки, и, если она вызовет в нем интерес, финансирует путешествие. То, что Падроне[1]ненавидит общение с девушками в интернете, дает ей возможность с первого дня держать все под контролем. Но… и на старуху случилась проруха.

Как так получилось, что она не разглядела сходство Лизы с Ману? Как-как… Да она и думать забыла о первой своей сопернице, царствие ей небесное! И, главное, теперь уже никак не получится отшить плебейку безнаказанно…

Допустим, Элена расскажет Лизе правду об их с Джованни невинных, в кавычках, развлечениях. Тогда та, вполне возможно, возмутится и, как следствие, откажется от поездки в Италию. Окей… Падрон, конечно же, обязательно спросит Элену о причине отказа, и, не проблема, правдоподобную версию Элена найдет.

Но вот что станет она делать, если он заподозрит интриги с ее стороны и захочет с Лизой пообщаться лично? А та, в свою очередь, и расскажет, что узнала правду от его секретарши, что тогда?

Нет, рисковать не стоит — она больше чем уверена, что провести Падроне не получится. Тем более, после первой видеовстречи он приказал сделать все для того, чтобы Лиза не отказалась от знакомства с ним. Как ни крути, а встревать между ними уже поздно.

Если бы она первой заметила сходство двух девушек — распрощалась бы с Лизой сразу Но, она видела Ману всего один раз, и очень давно — лет двадцать назад, не меньше. А он сходство распознал мгновенно…

Если Лиза передумает ехать, он сможет сорваться в Украину — с него станется. Вполне возможно, он все еще скучает по Ману, а эта девушка, бесспорно, очень похожа на нее. Джованни в период влюбленности становился неудержимым романтиком, так что можно только представить, как он отреагирует, в случае чего.

Элена уютно расположилась в тени магнолии на белом пластиковом шезлонге, укрытого от голодных лучей первого летнего солнца. Подходящее время для размышлений.

Да, нужно устоять перед соблазном рассказать Лизе правду, хотя это и единственный правильный ход. Но Элена не хотела скандала и не хотела огорчать Джованни. Да хоть сто раз будет правильнее избавиться от девушки на старте, но Элена не посмеет противоречить Падроне в открытую. Это не ее метод.

Она аппетитно потянулась: «Где моя не пропадала? Сколько их прошло через меня, ни одна не задержалась. И с этой справлюсь!» Представив, как они с Джованни будут соблазнять девушку, она слегка возбудилась и еще раз потянулась, после чего перевернулась на живот: «Это произойдет совсем скоро», — пообещала себе.

Она отгоняла от себя тревогу, как могла. Но приходилось доверять и своей интуиции, которая ее редко подводила. А интуиция подсказывала, что Лиза — это та девушка, на которой Джованни сможет остановиться надолго.

Тем не менее, Элене казалось, что, чем дольше она будет отгонять неприятные мысли, тем в большей безопасности будет находиться. И потом, в данный момент, она хотела наслаждаться покоем, а для этого следовало прекратить выискивать проблемы!

Она попыталась совсем ни о чем не думать, но уже заведенный в рабочий режим мозг не мог остановиться.

Обычно приезд новой пассии специально не ускоряли — все происходило в свои сроки, когда обстоятельства складывались наилучшим образом для обеих сторон. Роман с девушкой приравнивался к хорошему отпуску, а, будучи хозяином большого агентства недвижимости, Джованни мог позволить себе отпуск в любое время. Поэтому, как только девушка была готова приехать, он освобождал себя от долгого нахождения в офисе.

За прошедшие годы Элена научилась отбирать кандидаток, согласно вкусам Падроне. Главное, чтобы девушки имели сильное желание уехать за границу, и для этого были готовы на все. Иначе бы пришлось их уговаривать, а это добавило бы ответственности и выглядело бы подозрительно.

Слава богу, больших претензий к возрасту и внешности претенденток Джованни не предъявлял, следуя итальянской народной мудрости: «Красивое — не то, что красивое, а то, что нравится».

Но девушки обязательно должны быть скромными, неизбалованными, минимально искушенными в знакомствах по интернету. Всех, заподозренных в неискренности и лжи, Элена отметала сразу, а из хороших семей, с высшим образованием или ответственной работой, во избежание проблем, дополнительно проверяла. Слишком умные и критично настроенные ей не подходили.

Она даже вела картотеку всех выуженных данных о невестах, которых предстояло, или удалось выманить в Италию. Если бы Джованни захотел открыть свое брачное агентство, Элена обеспечила бы ему успех — настолько хорошо у нее получалось быть сватьей.

Проводилась длинная психологическая игра с каждой из претенденток по определенной схеме, отработанной годами. Кандидаток на роль невест хватало. Сайты знакомств пестрили предложениями на все вкусы.

За прошедшие годы интернетовских романов у Джованни случилось много. Девушки приезжали в Италию, как они думали, надолго, но уезжали быстро и без скандалов, как только Джованни пресыщался их присутствием.

Одни гостили неделю, другие задерживались на пару-тройку недель, но никогда на большой срок. Они свято верили, что едут на свидание с настоящим женихом. Джованни, несмотря на то, что не отличался развитой чувствительностью, обладал какой-то животной интуицией во всем, что касалось отношений со слабым полом: от соблазнения до расставания. Он впечатлял этих дурочек так сильно, что они, рядом с ним содрогались от многочисленных оргазмов не только тела, но и мозгов.

Также, без проблем, он и прощался с ними. Искусство расставания он отточил до уровня мастерства. При этом, девушки, в подавляющем большинстве, искренне были уверенны в том, что именно они оказались не на высоте, и только по их вине брак не состоялся.

Во время визита невесты Элене отводилась роль не только секретаря, но и помощницы по хозяйству. Настоящая же помощница, пожилая итальянка Карла, отправлялась в оплачиваемый отпуск, чему была безгранично рада. Карла, к слову, была в курсе всего, что происходило в доме, но, будучи от природы толерантна и по семейному положению — одинока, умело делала вид, что ее интересует только ведение домашнего хозяйства, и ничего более.

С течением времени они с Эленой достигли настоящего понимания и даже дружбы. В сущности, Карла стала единственной подругой Элены, которой та доверилась в особенно трудные моменты своей жизни.

Обе знали, что если бы кто из семьи заподозрил обеих в близких отношениях, то ни одной из них сладко не пришлось: Карла мгновенно потеряла бы работу, а о наказании Элены можно было только догадываться. Потеря работы, да еще перед пенсией, с кредитом на квартирку, стала бы концом спокойной и безбедной жизни, а то и полным банкротством Карлы. Поэтому она всеми силами старалась угождать семье Капелла, не стесняясь выглядеть немного ограниченной и недалекой.

Во время визита невесты Падроне старался не обделять вниманием и Элену, даря ей свое внимание скрытно от новой пассии, добавляя тем самым вишенку на тортик — игру в измену.

Если же в девушке открывались таланты развратницы, которые Джованни умело извлекал наружу, они предавались любви втроем. Но не со всеми это получалось, и тогда Элена ходила с плохо скрываемым раздражением и недовольством. А если же получалось, то она оказывалась в центре внимания как Падроне, так и гостьи, что приносило ей торжествующую радость.

Джованни возбуждало знание того, что отношения с ним открывали девушкам новые стороны чувственности, а то, что они, скоро, будучи отвергнуты, начнут страдать от любви к нему — его нимало не беспокоило, как, впрочем, и Элену.

Обычно во время проведения первой онлайн встречи, якобы, с регистрацией видео, которое, естественно, не записывалось, так как Джованни не хотел проблем с законом, так вот — во время первой встречи, естественно, инкогнито, ему достаточно было посмотреть на девушку в реальном времени, чтобы понять, подходит она ему, или нет.

Но Элене этого было мало, и она по собственной инициативе, добавила испытание раздеванием. Джованни не протестовал — еще бы! Особенно им нравилось заставлять девушку низко нагибаться, выставляя все свои прелести на обзор. Это было достойное развлечение! В случае одобрения девушки Джованни давал знак Элене, и та строила разговор в русле приезда красавицы. Если же соискательница не была одобрена — следующих встреч с ней не назначали.

На этот же раз все пошло не по плану.

Лиза разделась и стояла с распущенными вьющимися волосами, которые почти до талии обрамляли ее худющую нервную фигуру, пытаясь закрыть то немногое, что оставалось открытым. Лицо Падроне, за которым незаметно для Лизы наблюдала Элена в ожидании знака, застыло в немом потрясении. Буквально через пару секунд, дав утвердительный знак, он покинул комнату, осторожно прикрыв дверь, чтобы та не стукнула.

Элена спросила себя, что это, черт возьми, означает?

Только после окончания разговора с Лизой до Элены дошел смысл произошедшего. Она, хоть только один раз видела первую любовь Джованни, могла бы поклясться, что, несмотря на существенные отличия, Лиза являлась пусть и не точной, но копией умершей много лет назад его миланской возлюбленной. Поняла и похолодела.

8

По трагическому стечению обстоятельств, первая и последняя любовь Джованни, одним жалким и сырым утром, в его отсутствие, умерла от разрыва какого-то внутреннего органа. Эмануэла, так звали девушку, жила душа в душу с Джо несколько замечательных лет в Милане, где и заканчивала юридический факультет. В момент смерти она находилась в квартире сама, скорую помощь вызвать было некому, впрочем, подробностей Элена не знала.

Девушки виделись один только раз — когда, на очередное Рождество, он привез будущую жену познакомить** с дедом и родителями. К тому времени Элена уже давно была влюблена в Джованни, и, увидев его рядом с породистой, смуглой брюнеткой, с уверенными резкими движениями и грубоватым голосом, убедилась еще раз, что она, на фоне итальянки, даже теоретически, не смогла бы стать тому ровней и парой.

Элена заменила деду жену по приказу семьи и того же Джованни, и было бы странным само по себе надеяться на чудо — что Джованни, когда-нибудь, рассмотрит ее кандидатуру для серьезных отношений, обратив на нее внимание, как на мать своих будущих детей.

Нет-нет, всякий раз, когда он наведывался к деду, внимание он на нее обращал, да еще как, но не совсем как на женщину, с которой строят серьезные отношения. Он был рожден для такой вот итальянской породистой кобылицы с нервным телом.

Она хорошо помнила тот праздничный обед.

Ей пришлось здорово покрутиться, чтобы приготовить все, как полагалось: тортеллини в бульоне, мясо, салаты, выпечку. Конечно, стол не пестрил таким разнообразием, к которому она привыкла в России. Количество и качество блюд было исключительно традиционным, и так было правильно.

В то время итальянская кухня не давалась Элене легко, к тому же она в первый раз после смерти старой синьоры самостоятельно готовила для большого праздника.

Присутствовало около двадцати человек — не только семья Капелла, но и ближайшие родственники и однофамильцы, — поэтому напахалась она в тот раз отменно. Помощи на кухне от кузин и кузинов, приехавших на торжество, она так и не дождалась.

А ведь, могли женщины поинтересоваться, может чего надо помочь? Как в ресторан, понимаешь, приехали. Стадо двоюродных родственников Элена с тех пор прямо возненавидела! Да и домашние ее не сильно жаловали семью покойного брата деда Марио — те были намного беднее, многочисленнее и менее образованны.

Естественно, весь вечер она обслуживала гостей. Подносила, убирала, опять подносила. Все блюда подавались определенной температуры — не горячими и, не, не дай бог, прохладными. Она даже, предварительно, в духовке, разогрела тарелки, чтобы поданный бульон с тортеллинами не остывал сразу же после подачи.

Стол быстро освобождался от использованной посуды, и гости терпеливо ожидали следующего блюда. На столе неизменными оставались стеклянные бутылки с водой и графины с домашним вином. Пили мало, но на пищу налегали.

Девушка Джованни, которую все называли странным именем Ману, с ударением на последнем слоге, что, впрочем, не помешало Элене назвать ее, про себя, Манькой, абсолютно игнорировала присутствие Элены. Она всем своим видом отводила той место прислуги, с чем, на самом деле, та была и согласна, но все же, по мнению Элены, перебирала в этом лишку. Из-за генетического превосходства, видимо. От самого Цезаря, видимо, происхождение имела, не меньше. Ага, как и Элена — от Ивана Грозного.

Назвать скромной Ману было бы неуместно — ее грубый и громкий голос разносился по дому и грузил своим присутствием, как невыключенный телевизор. Постепенно она стала не на шутку раздражать Элену.

Конечно, внешне Элена никоим образом не выдала себя, но, зато, когда к концу вечера Джованни поймал ее в коридоре, и, практически за шиворот затащил на дальнюю, нежилую половину дома, где одна комната была облюбована ими для этих занятий; зато там она позволила совершить с ней все и что как он хотел, с таким диким рвением, что потом, в продолжении вечера, чувствовала себя убедительно отмщенной, посматривала с высока на «цыганское чучело», как к концу вечера она стала про себя называть Ману, осознавая, что, пусть он с той и живет, но по-настоящему желает только ее, Элену — белокожую блондинку, нежную, с мягким голосом и телом.

И вот сейчас Элена, своими собственными усилиями, представила Джованни для развлечения почти точную копию Эмануэлы, Маньки — девушки, которую он когда-то любил!

И что-то ей подсказывало, что на привычном приключении Падроне не остановится.

9

Никогда раньше речь не шла об изучении новой девушкой итальянского языка — обычно было достаточно переводов Элены, ведь это оправдывало ее постоянное присутствие возле влюбленных. Да, Джованни, на самом деле, ненадолго, но влюблялся в свою новую пассию. Периодически такая встряска эмоций ему нужна была как глоток свежего воздуха. Он утверждался за счет каждой жертвы. И чем больше девушка увлекалась им — тем больше он чувствовал свою значимость.

Элена, не смотря на свое преклонение перед Джованни, а скорее всего, благодаря ему, не могла понять этой болезненной необходимости утверждения. На ее взгляд, он не нуждался ни в каком самоутверждении, а особенно — за счет женщин. Красивый, статный, сильный, успешный в делах, богатый — многие из его окружения, была уверенна Элена, завидовали Джованни.

Он был неистощим в постели, впрочем, как и все мужчины его рода. При желании, он мог быть заботливым, ласковым и добрым, имея все шансы завести и построить хорошую семью, в которой и ей отыскалось бы место.

И если бы сексуального аппетита его жены оказалось недостаточно, а, на сто процентов, случилось бы именно так — рядом находилась бы Элена, чтобы удовлетворять желания своего любимого. Следовало выбрать спокойную и покладистую жену, из хорошей семьи, как это сделали и его дед, и прадед, и еще раньше.

Отец же Джованни, Альберто, выпадал из этого списка, кстати, к большому огорчению его отца, Марио — деда, как называла его Элена — он женился на девушке далеко непростой в сексуальном плане, превосходящей по темпераменту и мужа, и сына, и свекра, вместе взятых. Поэтому в своей паре доминировала именно она, являясь яркой представительницей итальянского матриархата.

Но, после смерти Ману, Джованни предпочел остаться холостяком, и Элена, несмотря на свои искренние пожелания Падроне иметь жену и детей, была счастлива тем фактом, что они, в принципе, уже долгие годы живут вдвоем без лишних хлопот.

Элене было больше сорока, даже ближе к пятидесяти, и, несмотря на то, что для Италии ее возраст считался достаточно молодым, у нее уже не получалось удовлетворять все нужды семьи с той же расторопностью, как прекрасно удавалось раньше.

Ведь она — далеко не девушка, отяжелела не только телом, но и темпераментом. Несмотря на то, что ей не пришлось родить в свое время, ее формы с возрастом округлились, женщина стала спокойнее и расчетливее в движениях, становилось все труднее срываться выполнять поручения по первому взгляду хозяев, не то, что сил не хватало. Не хватало желания и настроения, что ли.

Элена, умеющая угадывать довольства и недовольства других, еще со времен молодости уяснила, что долгие уютные отношения — не для Падроне, а тем более такие, которые сложились между ними. Но что она могла предложить Джованни, чтобы сохранить свою позицию рядом с ним?

Однажды, посмотрев телепередачу о тенденции увеличения количества браков итальянских мужчин с русскими девушками и поразмышляв над технологией знакомств, она нашла хороший способ развлечения своего мужчины. Конечно же, эта информация вначале ввела ее на несколько недель в ступор, граничащий с отчаянием.

Если бы она в свои двадцать с лишним лет хотя бы догадывалась о том, что за границу можно уехать замуж, а не на работу, ее жизнь сложилась бы иначе! Только из-за того, что она с самого начала двигалась ошибочным путем, ее жизнь в Италии превратилась совсем не в то, о чем мечтает каждая молоденькая девушка.

И самое страшное состояло в том, что к тому времени, как она узнала о брачном туризме, о международных браках, уже было поздно и невозможно поменять что-то в ее судьбе!

Из состояния сокрушения Элена вышла уже женщиной, а не той наивной девушкой, которой была прежде: пусть она попала в западню благодаря своему невежеству, отныне она желает поумнеть!

Они все должны будут ответить за ее неудавшуюся жизнь, а она станет использовать все методы и все возможности, чтобы урвать максимум из доступного, научится любить себя по мере возможности, и, если будет необходимо, ради своего блага не остановится ни перед чем!

Собрав, с осторожностью, достаточно информации, пройдя регистрацию от имени Джованни в нескольких международных брачных агентствах, она смогла выйти на парочку самых скромных, но все же симпатичных девушек.

Первое приключение прошло достаточно гладко для первого раза, а дальше пошло еще легче, потому что она получила одобрение от Джованни, и это стало решающим фактором.

Да, она каждый раз рисковала найти себе замену, но знала, что ее кандидатура является очень удобной как для Джованни, так и для его родителей. А комфорт — это основа их существования. Поэтому была почти уверенна, что до замены ее другой девушкой не дойдет.

Хотя и того, что рано или поздно, все же, ему понадобится наложница помоложе, она совершенно не исключала. И вот, скорее всего, этот момент настал — она сама предложила ему ту, которая сможет завоевать его интерес и отодвинуть ее, Элену. Ирония судьбы.

Ей оставалось только молиться, чтобы Лиза оказалась бестолковой в постели, в общении и в ведении домашнего хозяйства. А еще лучше — чтобы Лиза ему побыстрее надоела, как это случилось с другими, и чтобы он отправил ее назад, на родину. Поиск же других девушек даст ей очередную передышку на долгое время.

10

Ее разморенный и томный отдых прервал раздавшийся над головой голос Джованни:

— Как успехи с девушкой? — Элена от неожиданности содрогнулась всем телом. Класс, ее поймали на месте преступления, как воровку. «Нет, не так, — поправила себя. — Как служанку, которая, вместо того, чтобы работать, лежит в тенечке голая и мысленно промывает косточки хозяину».

Элена привычно включилась в свою роль и, как полагалось, стала оправдываться, лепеча извинения в манере I am baby, одновременно поднимаясь с лежака:

— Ой, Падроне, я прошу прощения, но, знаете, после обеда солнце не такое агрессивное, чтобы сгореть, вы же знаете мою кожу, а я хотела бы подрумяниться… — выгнулась, представив его взору круглую немаленькую попу и продолжила: — На днях ей подвезут паспорт с визой. И я сразу смогу приобрести билеты, — попа к верху, руки держатся за край лежака, вся тянется такая, как кошка. — У нас лекция через час, — спустила правую ногу с легким стоном желания. Краем глаза следила за ним — как реагирует-то?

— Ой! — довольно вскрикнула, когда он схватил ее за волосы, стянутые в хвост, и одним рывком сорвал с лежака. Так и посеменила за ним, на полусогнутых. Пока дотащил ее до дома — успела возбудиться. Это слабость у нее такая — рука ее мужчины на голове. Тут уж ничего не поделать.

Бросил ее на пол — голую и красивую, с растрепанными волосами и улыбкой возбужденной профурсетки. Раздеваясь, навис над извивающимся, знакомым телом.

Закончили они на диване. Он лежал, умиротворенный и расслабленный, каким только можно быть в прохладном доме за городом, в начале лета, при открытых окнах и дверях, когда все еще весенний ветерок приносит в дом тепло несмелого, но уже горячего, солнца.

— Ты спишь? — шепотом спросила у него, внимательно рассматривая черты родного лица. Был ли он красив? Для нее — да! Сам же Джованни о себе говорил: «Я так некрасив, что чертовски всем нравлюсь!»

— Хм… — ответил он. Она улыбнулась. Он никогда не раздражался, когда его беспокоили во время сна. Но сейчас он не спал. — Через сколько лекция? — спросил, и от этого вопроса улыбка сошла с лица Элены. В такой момент он думал о Лизе!

— Успею, — буркнула в ответ, едва успев скрыть мгновенно накрывшее раздражение. Но сразу же спохватилась: — Через десять минут, — все еще шепотом.

— Давай, иди, готовься, — приказал ей, и она нехотя стала подниматься. — И душ сделай! — напомнил он.

— Хорошо, — поднявшись, стала собирать заново хвост. Так вот зачем он приехал с офиса пораньше — чтобы поприсутствовать на уроке.

Заходя в душевую кабинку, шумно закрыла дверцы, постаравшись, чтобы гребаное стекло, из которого та была сделана, разлетелось на части, но стекло не разбилось. Вот вам итальянское качество, твою мать! Но прохладная вода успокоила эмоции, и Элена пробежалась по воспоминаниям.

11

Тогда, в свои тридцать, Джованни перенес потерю невесты достаточно тяжело. Ему пришлось, насколько знала Элена, уехать на два года в Швейцарию, потом совершить длинное путешествие по миру, чтобы восстановиться.

Все эти годы Элена не уставала ждать его и надеяться, что Джо вот-вот вернется. Как раз в это время дед понемногу стал сдавать, потом заболел, поэтому Элена все свое время и силы отдавала уходу за ним, а он стал очень капризным.

Отец же Джованни, Альберто, стал приезжать к ним почти каждый день — с дедом было много мороки: то анализы, то визиты к врачам, то аптека. И если раньше, в основном, воспитанием Элены занимался дед, и для него главным было, чтобы Элена находилась всегда рядом и заботилась о его комфорте, то сейчас Альберто взял на себя эту миссию — воспитать для себя и для жены Марты, матери Джованни, совершенного члена семьи. Так он ее обозначил. Член семьи.

Поэтому стал посвящать часы и часы внушению Элене нового мышления — мышления для блага семьи. Стал возить ее чаще к себе в дом, где Марта прививала ей полезные привычки поведения, а за ошибки, со временем, стала даже наказывать.

Альберто не отличался твердостью характера, особенно в присутствии отца, но, по мере того, как дед становился беспомощнее, уверенность его в себе, как в руководителе семьи, крепчала, он на глазах взрослел — если такое можно сказать о мужчине, заканчивающему шестой десяток.

Поэтому, когда слабые попытки Элены воспротивиться плотному вмешательству в ее жизнь были пресечены на корню, и она поняла, что в открытую ей не победить — ну, хоть вправду, бери и убегай, а этого, ой, как не хотелось — она решила действовать по-другому.

Об Альберто все знали, что он ни рыба, ни мясо. «Характером весь в мать, — говорил о нем дед обреченно, — хоть она была женщина святая. Сынок не святой, но живет, как блаженный — ни о чем не беспокоится». Ей сначала тоже казалось, что то, что говорят об Альберто — правда. Всегда улыбающийся, с понимающим взглядом больших карих глаз, который проникал, казалось, в душу.

Когда он желал узнать правду о чем бы то ни было — ему достаточно было посмотреть пытливо — и никто не смел врать. Другое дело, что, без надобности, он силой взгляда не пользовался. Обычно на его лице хозяйничала заискивающая, мягкая улыбка человека, ожидающего от окружающих только хорошего.

Но после того, как ей пришлось испытать на себе твердость его двуличного характера и изворотливость его извращенного ума — еще в самом начале ее проживания в этой семье, когда им удалось в первый раз прогнуть Элену и заставить делать то, что они требовали, девушка взяла себе за правило никогда не недооценивать Альберто — он не просто ни рыба, ни мясо, он может быть и рыбой, и мясом — в зависимости от целей, которые хотел достичь.

Видимая его слабохарактерность — это чистой воды умение идти на компромисс во всем второстепенном, чтобы добиться главного. Она заметила, что от своей видимой апатичности он имел только блага: практически ни дня нигде не работал — деньги достались в наследство от его деда, жена заботилась о доме, сын жил у его отца. Марта неплохо обеспечивала бурные развлечения, да и сама по себе, не давала скучать.

Сомнений в его слабохарактерности Элена не высказала и не показала, на ходу постигая у него самого великую игру в поддавки. Да так научилась изворачиваться, что наловчилась и самим Альбертом крутить, и обманывать злую Марту, замыливая обоим глаза своей показной усердностью и кротостью. Они-то ведь уверены, до сегодняшнего дня уверенны, что и его психологические манипуляции, и ее физические наказания дали хороший результат — вон какая покладистая Элена получилась.

Они столько лет работали над ее характером, столько выбросили из него ненужного и столько вложили полезного, что уверились в ее стопроцентной лояльности. Да, конечно. Может быть, они и правы — им удалось подогнать ее под себя. Только, считая цыплят по осени, можно смело сказать — она смогла устроиться так, что живет почти в своем доме боярыней, со своим мужчиной, и, практически, вне их досягаемости — таких умных и всесильных хозяев! Козлы…

Она их жутко ненавидела — и Марту, и Альберто. Ненавидела так, как только раб может ненавидеть своих хозяев. Но так глубоко анализировать свое положение она себе запретила.

Джованни вернулся в дом своего деда как раз на похороны старика, и с того дня надолго не уезжал. Он поселился в семейном гнезде, оставив прислугу, то есть, Элену, при себе.

Родители, особенно мать, поворчали, но девушку ему уступили — в семье было принято баловать Джованни, поэтому, о том, чтобы отказать ему в присутствии женщины после тяжелой потери Ману и стольких лет скитания по миру — о том грешно было даже подумать! Но все же родители смогли себе выторговать условие, что сын будет отпускать Элену к ним по первому требованию, и на столько, на сколько будет необходимо.

К тому времени Элена превратилась в полноценную собственность семьи, совершенно смирилась со своим положением, а после возвращения Джованни даже расцвела в навязанной ей роли — в тесном контакте со своим идолом, жизнь Элены заиграла разноцветными красками.

Ее мечта быть с этим мужчиной сбылась. С тех пор, как она уяснила, что в ее положении не было и не могло быть ни единого шанса выйти замуж за Джованни, она научилась быть счастливой тем, что находилось в ее распоряжении.

Впрочем, чем она ему не жена? Иная жена не могла бы похвастаться большим, чем имела в наличии Элена. Ей даже удалось взять под контроль то, в чем Джованни иногда нуждался — во взрыве эмоций, умело подкинув идею развлечений с русскими туристками. К девушкам же она относилась как к жертвам, среди прочих эпитетов так их и называла, но только про себя, конечно, — без жалости, хотя с некоторой долей сочувствия. Такова жизнь, что поделать.

12

Тщательно вытершись после душа, оделась и стянула волосы в аккуратный хвост. Оценила себя в зеркале. Выглядела так, как хотела: представительно и авторитетно. Секретарь синьора Джованни была готова к уроку итальянского языка.

К моменту встречи в скайпе тот удобно примостился вне действия камеры компьютера и стал наблюдать за уроком.

Лиза щебетала на итальянском, смело издеваясь над языком. Элена, с присущим ей спокойствием и терпением исправляла ее. На какое-то время Элена забыла о присутствии Падроне в комнате, отдавшись занятиям, и не заметила, как тот, убаюканный их голосами, уснул.

Элена как раз объясняла новую тему Лизе, когда обе услышали странный звук.

— Что это? — не поняла Лиза. — Что у вас происходит?

Элена, с застывшим лицом, обернулась, чтобы посмотреть вглубь комнаты. На диване, разложив в незаконченном объятии руки, мирно и богатырски храпел Джованни.

«Твою ж ты мать», — в панике подумала Элена, медленно поднимаясь со стула.

— Что произошло? — с тревогой переспросила Лиза, стараясь заглянуть по ту сторону экрана.

— Да так… — Элена лихорадочно соображала, что ответить. Доверие при онлайн знакомствах — дело тонкое и деликатное. Потерять его легче, чем найти.

— Минуточку, Лиза, минутку, — попыталась успокоить девушку и направилась к спящему Падроне. Если девчонка психанет — она его прикандырит.

Элена дотронулась до лица Джованни. Тот мгновенно перестал храпеть и молча открыл глаза. Увидев разъяренную Элену, делавшую ему знаки мимикой и руками, попытался подняться с дивана.

В этот момент Лиза, видимо, поняла, что они были в комнате не одни.

— Это кто-то храпел! — вскрикнула Лиза. — Кого ты там прячешь? — не получив ответа, Лиза, готовая прервать связь, решительно попрощалась: — Все, давай, пока!

— Подожди, Лиза! — Элена бросилась к столу, на котором стоял компьютер. — Это Джованни. Он вернулся специально раньше с работы, чтобы послушать нашу лекцию. Не закрывай скайп!

Смысл таиться был утерян, и она заговорила с Джованни, объясняя ему, что Лиза застеснялась посторонних в комнате, и она, Элена, была вынуждена признаться, что с ними находился он, Джованни.

— Давайте я вас представлю друг другу, — предложила каждому из них.

Оба принялись ломаться, аки голливудские звезды: оба оказались непричесанными и неодетыми, аж противно стало, честное слово, но познакомиться согласились.

Джованни подошел к компьютеру. Уже через минуту оба мило болтали, конечно же, с помощью Элены, которая так искренне переводила их слова, повторяя даже их мимику, что они не заметили в этом издевки.

Наблюдая за этими двумя в течение разговора, Элена получила подтверждение тому, что ее интуиция права — впереди ее ждут большие перемены. Все, что она построила, все, что приобрела, с сегодняшнего дня рискует разрушиться.

Переезд в дом Марты и Альберто перестал казаться чем-то недосягаемым. Кажется, он нашел ей замену, и в скором времени вернет родителям.

13

Элена не только ненавидела родителей Джованни, но и по-настоящему боялась. Старалась во всем потакать Марте, и от мысли о переезде в их дом, что рано или поздно могло бы случиться, ее начинало подташнивать. Она молилась каждый день, чтобы Марта, к моменту переезда Элены в их дом, когда бы это ни случилось, превратилась в больную старуху. Она предпочла бы ухаживать за ней лежачей, больной, парализованной, а еще лучше, чтобы к тому времени та сдохла.

Закончив встречу Джованни с Лизой, которая затянулась, Элена наконец-то побежала на кухню готовить ужин. Война — войной, а ужин — по расписанию. Джованни имел слабый желудок, поэтому по вечерам обязательно должен съесть бульон — когда ужинает дома, конечно. Дел на минут двадцать: пожарить мясо, приготовить салат, пока варится паста в бульоне. Работа по дому поможет ей привести мысли в порядок.

В узком кругу во время еды она садилась за стол с хозяевами, не забывая, конечно, о своих обязанностях. Семья в этом смысле не была манерной — вне праздников ели просто, без лишнего пафоса. Это ее и спасало, потому что она не любила столовый этикет.

Но на праздники приходилось выматываться. Хорошо хоть, что в свое время она убедила Джованни взять Карлу, и та брала на себя часть готовки еды. Хотя крика было! Марта готова была дом разнести, возмущаясь тем, что Элена получит поблажки. По ее мнению, Элена взята в семью именно для этого — делать в домах — доме Марты и доме Джованни всю работу!

Конечно, несколько лет так и было: Элена работала один день в одном доме, другой день — в другом, ужасно уставала как физически, так и морально — видеть почти каждый день Марту было испытанием не из простых.

Но постепенно перетащила мужчин на свою сторону, продемонстрировав им, сколько они проигрывают, загружая ее неблагодарной работой, и насколько им выгоднее, когда она, неуставшая и довольная, находится в хорошем расположении духа.

И потом, лучше для всех, если она будет экономкой, а не прислугой — ведь таким образом, она избавит и Марту от части хлопот и забот. Ведь не зря же они предоставили Элене возможность сдать на права вождения, посвятили ее во все хитрости ведения дома и их бизнеса! Хотя, между нами девочками, что сложного в ведении учета аренды земель и построек?

Уже многие годы, распределив обязанности, Элена и Карла содержат оба дома в полном порядке. И Элена умудряется заботиться еще и о развлечениях Джованни.

Так что с грязной работой Элена покончила давно.

Она все организовала таким образом, чтобы ездить к Марте как можно реже — но даже редкие, неизбежные, не чаще пару раз в неделю, визиты, заканчивались нервотрепкой. Марта всегда находила, за что ей вычитать мораль, а то и наказать. Ну, как наказать? Марта постарела и сильно сдала в последние годы, и, слава богу, почти потеряла интерес к такого рода развлечениям, поэтому практически и не наказывала ее. Так — в приступе злой беспомощности дернет за волосы или ущипнет. Проблем-то всего ничего.

Хотя бояться сумасбродного характера Марты стало привычкой. Раньше той ничего не стоило вызвать Элену к себе, загрузить работой, при этом — стоять над душой весь день, придираясь к каждой мелочи, а к вечеру просто отхлестать ремнем. Да не просто отхлестать в гневе, а сделать это торжественно, обставив как гребаный ритуал.

Ни Альберто, ни Джованни, а особенно покойный дед Марио, никогда не защищали ее от Марты. Да и вообще, в семье не было принято указывать друг другу, как вести себя с Эленой. Каждый выстраивал свои отношения с ней так, как хотел. Для них было достаточно договориться, где и когда Элена будет находиться, лишь бы не пострадал их драгоценный комфорт.

Достаточно быстро девушка убедилась, что наказания были частью сексуальных потребностей Марты. В принципе, потому и терпеть наказания было нетрудно.

Каждый такого рода воспитательный процесс заканчивалось бешенными актами любви между супругами — их стоны и крики разносились по ночным полям по несколько часов кряду, в то время, как Элена могла тихо плакать в своей комнате в их доме от обиды и унижения.

Наутро же Марта становилась доброй и ласковой, заботливо интересовалась состоянием Элены, не заставляла работать, кормила ее всякими заготовленными раньше, и только для нее, вкусняшками, обязательно дарила специально приобретенный для нее подарок. Они даже могли провести целый день вместе, развалившись на шезлонгах в саду, принимая солнце и играя с собаками — красивыми колли, которых Альберто разводил специально на продажу, как и разноцветных маленьких попугаев какой-то редкой породы, натуралист хренов.

Вообще-то, справедливости ради, хорошее расположение членов семьи к ней присутствовало всегда и во всем — они были доброжелательны и внимательны к ней больше, чем она к ним. Уж на что-что, но на это она пожаловаться не могла.

За все время, что она жила в этой семье, оставались неизменными их забота и участие по отношению к Элене. И пусть постороннему могло бы показаться, что они не всегда добры к ней, на самом деле это не так: с первого дня члены ее новой семьи разъясняли ей мотивы всех своих требований и просьб, а так же и поступков, совершающихся по отношению к ней. И почти всегда, пусть и не сразу, она убеждалась в их справедливости. В конце концов, ей было только спокойней и выгодней принимать их решения как истину в первой инстанции.

Не обижали ее и материально. Да, ей не платили зарплату в общепринятом смысле, но она могла покупать себе практически все, в чем нуждалась, и даже могла откладывать, но это большой секрет. Да, она имела доступ к деньгам, выданным как на ведение домашнего хозяйства, так и на обслуживание квартир, складов и других помещений, сдающихся в аренду. Иногда ей удавалось прокрутить неплохие схемы с ремонтами. Главный же бонус она получала в конце года в виде рождественского подарка — неплохую сумму, в тысячах, которые сразу же отправлялись в ее пенсионный фонд.

Так что терять ей было что.

Уже давно Марта не вызывала Элену к себе для утех, видимо, наконец-то стала фригидной, сократив тем самым общение, а вот Альберто, как обычно, предпочитал приезжать сам — в свой неизменный день недели — среду, как и все двадцать с лишним лет. Каждая среда после обеда принадлежит ему. Кстати, завтра среда, вспомнила она.

14

Ну, что? Ужин готов. Пора звать Джованни. Выглянув из столовой, обнаружила его в коридоре, сидящем на стуле возле телефонного столика и просматривающим ее небольшой ноутбук.

— Ты что-то ищешь? — спросила у него. Джованни не требовалось разрешение порыться в нем. Компьютер, благодаря интернету, был единственной связью с миром — из дома она выезжала только по делам и под полным контролем семьи. Как говорится — шаг влево, шаг вправо — расстрел.

В принципе, ее это не раздражало — когда ей необходимо было по делам, для интересов семьи или для своих собственных, достаточно было или попросить, или предупредить. Так же точно и с интернетом — она не делала ничего из того, что могло вызвать недовольство семьи — знакомства заводила только по поиску девочек, смотрела лишь итальянские каналы на Ютубе, за исключением русских детективных сериалов, слушала музыку и была подписана на несколько каналов по уходу за собой. Больше никакими социальными сетями не пользовалась.

— Да, где телефонный номер этой… Лизы? — видоизменять имя новой девушки с Лизы на Элизу он не захотел. Ладно, Лиза так Лиза. Обычно запомнить имя девушки было для Джованни сущей проблемой, поэтому он их и не запоминал, называя каждую одинаково — Gioia[2], а вот с именем Лизы почти справился. Еще один знак не в пользу Элены.

Женщина быстро нашла номер телефона девушки, и Джованни занес его в свою рубрику.

— Ужин готов, Падроне.

— Хорошо, хорошо, — ответил тот, неспешно направляясь на кухню, щелкая телефоном.

В процессе еды все также не отрывался от него. Ему удалось связаться по мессенджеру с Лизой, и теперь они бойко переписывались. «Глядите, глядите, прошла ненависть к мессенжерам», — с бессильной ревностью мысленно заметила Элена.

Спустя время, когда уже готова была вырвать ставший ненавистным телефон из его рук, злорадно подумала: — «Хорошо, что научила ее быстро пользоваться переводчиком».

Он не обращал на нее внимания. Тогда и она демонстративно отвернулась всем корпусом к телевизору, по которому шла какая-то идиотская интеллектуальная игра. Медленно пережевывая кусок мяса, уткнувшись в телевизор, она решила ни о чем не думать, а тем более, замечать, как эти двое флиртуют.

Но не думать не получалось. Такого у них еще не было. Еще ни разу ни одна из сучьих дочек не удостаивалась общения с ним до своего приезда.

Поблагодарив за ужин, Джованни прошел в салон и, улегшись на диван, продолжил общение с Лизой. Элена же, включив воду в умывальнике, вместо того, чтобы мыть посуду, уткнулась лбом в кухонный шкафчик, и стояла так, закусив кулак, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не пойти к нему, не взять его гребаный телефон и не разбить его о стену. Она была на грани болевого порога. По крайней мере, ей так казалось. Ведь пределов боли, атакующей душу, она еще не знала. Как-то получалось избегать боли до этого момента.

Из ступора ее вывел голос Джованни, требующий вечернюю порцию ликера.

Только сейчас она заметила, что вода льется, посуда не моется, а Падроне уже требует свое, по расписанию. Сколько же она так стояла?!

Выключив воду, быстро отнесла ликер занятому перепиской Джованни и побежала в ванную готовить вечерние ванночки для его ног. Он очень любил этот моцион: ванночка с солью, потом массаж, потом втирание крема в и так холеные ступни. К тому времени, как она вернулась из ванной с миской теплой воды, он уже прекратил переписку и мирно смотрел фильм по телевизору.

Перед сном ему нравилось посидеть на улице, выкуривая пару маленьких сигар и размышляя о чем-то в тишине. Обычно она тихонько подходила к нему и усаживалась у его ног, игнорируя пробегающих изредка уставших за день ящериц.

Но сегодняшний вечер совершенно сошел с ума: она не помыла посуду, еле удержалась от желания разбить его телефон и не вышла с ним во двор. Да впрочем, видимо, сегодня в его эмоциональных размышлениях он находился где-то далеко, в Украине, и совсем не ощущал отсутствие Элены.

Вместо улицы Элена направилась в душ, а к тому моменту, как Джованни пришел в спальную, она натурально, как ей казалось, делала вид, что спит. Джованни, вроде бы, поверил в это, и через какое-то время уснул, начав мгновенно храпеть.

Джованни спал хоть и крепко, но чутко, а особенно в периоды влюбленности — когда он наслаждался присутствием новой любимой. В такие ночи он прижимал девушку к себе, не давая пошевелиться, и слышал движение каждого ее мускула, на которое реагировал новой порцией нежности.

После отъезда девушки Джованни отсыпался в мягких расслабляющих объятиях Элены. Он привык к ее присутствию в постели, поэтому, когда она поднималась по нужде, всегда был риск, что, несмотря на крепкий сон, скоро он почувствует ее отсутствие, проснется и сквозь сон спросит громким голосом:

— Элена? Ты где?

15

Еще ни разу не было такого, чтобы на этом моменте она не отвечала и срочно не возвращалась в постель, позволяя себя обнять, как ему было удобно, стараясь самой уснуть побыстрее — даже если не было сна.

Она не страдала бессонницей, но иногда сон не шел, как, например, этим вечером, когда в голове роился миллион не очень приятных мыслей. Через некоторое время она поняла, почему ее всю выкручивает, до боли в костях — ей просто необходимо встать, пройтись по дому, попить воды, посидеть в удобной позе и попытаться систематизировать конфуз, творящийся в голове.

Подумать хотелось о многом, но она прекрасно знала, что, если сейчас поднимется, времени на себя будет немного — он возбужден знакомством с Лизой, вечерним сексом не расслабился, и, лишившись тела Элены под боком, проснется через пару минут после того, как она оставит пустой свою часть кровати.

Женщина решила остаться в постели и постараться все же уснуть. Но, как и раньше, ничего не получалось. Его храп, к которому она давно привыкла и обычно почти не замечала, раздражал. Затекла спина и левая нога. Она чувствовала сильнейшую необходимость подняться.

Распрощавшись со сном окончательно, открыла глаза и начала тупо смотреть в темноту, раздражаясь все больше и больше. Ей казалось, что если она сейчас не встанет и не выбросит всю накопившуюся за вечер энергию, то, к чертовой матери, разорвется как атомная бомба!

Тогда она стала подниматься. Джованни среагировал почти мгновенно — попытался положить на нее свою тяжелую руку. «Cazzo, cazzo!» — выругалась мысленно, перехватывая руку, и, осторожно сдвигаясь по миллиметру, стала перемещаться к краю кровати. Бережно расположив руку Джованни на одеяле, она, как дым по сцене, стекла на пол.

Ритм дыхания Падроне не изменился, и она с облегчением поднялась с пола, начав тихонько пробираться в сторону двери. Она могла, конечно же, встать более шумно — как в туалет, например, или как попить воды, но в таком случае он быстрее бы заметил ее отсутствие. Пытаясь подняться бесшумно, она оставляла себе хоть немного больше времени побыть одной. Окна и двери на улицу были закрыты наглухо, и о том, чтобы выйти во двор, даже думать не приходилось — открывая дверь, пришлось бы шуметь. Да, к тому же, за столько лет проживания в семье, ей самой не пришла бы мысль глухой ночью покидать дом.

Очень хотелось двигаться.

Босиком, голая — а она была обязана всегда спать голой, исключение составляли только холодные зимние ночи, Элена проскользнула, как тень, в столовую. Здесь, начав ходить, почти бегать, как животное в клетке, по большой комнате, взад и вперед, взад и вперед, она смогла дать волю своим нервным мускулам. Хаос в голове передался им, заполняя их адреналином. Стало совершенно ясным, что напряжение последнего месяца дает о себе знать. Еще никогда она не реагировала так бурно на увлечение Джованни. Да что там говорить? Не увлекался он никем!

Хуже всего то, что в таком состоянии она не сможет успешно бороться с призраком Ману. Если она позволит себе хоть малейший намек на истерику, а истерик Джованни боялся, то он отправит ее к родителям, и соперница приобретет, без каких либо усилий, карт бланш. Все, ради чего Элена жертвовала долгими годами, достанется этой халявщице, без единого усилия, даже наоборот, достанется благодаря ее, Элены, усилиям. Необходимо было успокоиться. Даже не так! Необходимо было обнулиться.

Во время физических упражнений напряжение немного спало. Она продолжала двигаться, размахивая руками. Боясь зацепить люстру, отошла от центра. Сбоку был риск зацепить стулья, выставленные возле столового стола. С другой стороны стоял сервант. Бляха, даже с ума сойти, как следует, негде. Осторожно опустилась на диван, продолжая глубоко дышать. Возбуждение сменилось апатией.

Да, она любит Джованни. Больше жизни. Но она очень хорошо знает его характер. Он уже влюбился, и ему хорошо с Лизой. И пока не пройдет его влюбленность, Элене нечего ловить. Но рано или поздно он накормит свое мужское начало и начнет нуждаться в ней, Элене, потому что никто и никогда не сможет стать для него удобней, чем она. Сейчас надо успокоиться и продолжить игру, как будто ничего не изменилось, иначе придется до конца своих дней жить с Мартой и Альберто.

Движение, пусть не намного, но умиротворило ее. Теперь следует выпить горячего.

Элена поднялась, прошла на кухню, чтобы нагреть молоко. От чая она уже давно отвыкла, особенно от хорошего. Не принято было в этой семье ценить чай. Достала чашку, положила в нее мед и масло. Разбавила это все почти кипящим молоком, тихонечко размешала. Вернулась к дивану, укуталась пледом и попыталась сделать глоток горячей жидкости.

Не в первый раз у нее нервный кризис. Обычно хозяева быстро «вправляли ей лампочку», как только она слишком отвлекалась на свою персону. Стыдно признаться даже самой себе, каким методом родителям Джованни удавалось быстро ставить ее на место. Но метод работал.

Неожиданно дверь в столовую открылась. На пороге стоял Джованни.

— Черт! — испуганно сказала Элена, вытирая пледом с груди разлитое горячее молоко. — Ты меня напугал!

Джованни ничего не ответил, только смотрел на нее прищуренными ото сна глазами. Голый, с растрепанными волосами, немного выпуклым животом, обвисшим членом и мошонкой он не смотрелся так уж сексуально, как обычно. Но рассматривать его оказалось некогда, потому что он приказал:

— Пошли в кровать.

Ей следовало сразу же подняться на ноги, и ответить: «Яволь, мой Господин! Бегу!», но вместо этого она заупрямилась:

— Я пью молоко, пока горячее.

— Хорошо. Поднимаешься, берешь с собой молоко и идешь в кровать.

— Я не хочу в кровать, у меня бессонница.

— Да? И с каких пор у тебя бессонница? — он спустился по двум ступенькам из коридора в столовую и подошел к ней впритык, расположив свои гениталии напротив ее лица. — Недотрахана?

Если Падроне начинал говорить вульгарно — значит, он близок к бешенству.

— Дотрахана, — попыталась ответить кротко.

— Тогда что? — стал усаживаться возле нее, игриво сталкивая бедрами ее подогнутые ноги с дивана. Решил зайти с другого конца. Соблазнить и трахнуть по-быстрому.

Женщина посмотрела на него с обезоруживающей улыбкой:

— У меня душа болит, — ответила она. — Можно, я посижу?

— Что? — протянул он. — Что у тебя болит? — нагнулся в ее сторону, голос стал томным и интимным. — Повтори еще раз, что болит?

— Да, болит. Душа. У меня же может болеть душа?

— Может болеть у тебя душа, может, — ответил он, начиная стягивать с нее плед. — Где у нас находится душа? Дай-ка я посмотрю…

— Джованни, пожалуйста, я минуточку еще посижу и приду, хорошо? — она старалась остановить его руку. — Только минуточку, и приду. Пожалуйста, Падроне.

— Вот именно, кто у нас Падроне? — тон Джованни еще оставался игривым, но глаза уже проснулись и смотрели на нее ясно и холодно.

Элена опустила голову, не позволяя Джованни стянуть с нее плед.

Какое-то время он посидел без движения, держа часть пледа в руке. Элена тоже не шевелилась. Потом резко встал и вышел из комнаты.

Надо было побежать за ним. Но, странное дело, она не могла сдвинуться с места. «Встань и беги к нему!» — приказала себе. Без толку — ноги не шли.

Элена прислушалась. Вернулся в постель? Она представила его, лежащего в темноте и размышляющего об их конфликте, и почувствовала укол совести. Вот не может она без истерик! Надумала черт те знает что.

Элена поднялась, поставила чашку с практически нетронутым молоком и направилась в сторону спальни. Не успела сделать и несколько шагов, как в столовую вернулся Джованни — уже в спортивных штанах и олимпийке. В таком виде он вызывал восхищение: уже уложенные, пусть и рукой, седоватые волнистые волосы; открытый на половину, депилированный, без единого волоска, торс, с все еще рельефными мускулами, не смотря на явные лишние килограммы; мощные, немного кривоватые, уверенные ноги с красивыми босыми ступнями. Элена перевела взгляд на руки. Самые красивые руки в мире.

Неслыханное чувство близкой потери нахлынуло, как волна цунами. В голове промелькнуло: она опускается на колени, и, заламывая руки, просит не бросать ее. После чего падает на пол животом, протягивая руки к его ногам. Картина маслом.

Наяву же они стояли друг против друга: он, серьезно, изучающе, смотрел на нее, засунув в карманы руки, как русский босяк; она же на него — с обожанием. Неприступная, закутанная в плед, как в тунику, римская гражданка.

Кто первый заговорит? Она, конечно же! Но Элена молчала, прерывисто дыша, не в силах вымолвить ни слова. Очень жаль, что он не вернулся в постель. В спальне она бы нашла, что сказать ему. «Ну, все, тебе капец. К Марте поедешь!» — вынесла вердикт своему поведению.

Первым заговорил он:

— Ты же все понимаешь, да? Мой отец хорошо воспитал тебя, и ты понимаешь, что никто не попустит тебе открытый бунт.

Он давил на нее своим видом, своими умными фразами, своими руками в карманах. Вся его фигура выглядела угрожающе.

— Я попросила только пару минут, чтобы закончить пить молоко.

— А вечером, когда сделала вид, что спишь? А до того ты не вышла во двор.

Он всегда и все знал о ней. А если чего-то не знал, то догадывался. Элена прокашлялась слегка, и сказала:

— Я немного нервничаю. Не смогла себя сдержать.

Джованни подошел к столу и уселся на него, поставив босые ноги на стул.

— Продолжай.

— Я помню правило рассказывать о себе все, но мы уже давно не говорили обо мне, — жалким голосом сказала Элена. Более жалким, чем хотелось бы.

На самом деле, все, что интересовало Джованни в этом мире, был он сам. Разбираться в тонкостях ее натуры ему не интересно. Ему нужны ее действия. Ее правильные действия. До той поры, пока она работает, как часы — он доволен. А когда она начинает бунтовать, как сегодня, например, — он передает ее в руки родителей. На перезарядку. На обнуление.

Жестокость Марты и дотошность Альберто на долгое время устанавливали Элену на такой уровень послушания, что иногда та сама доносила на себя, докладывая хозяевам не только о своих неправедных действиях, но и о каждой крамольной мысли, появляющейся в голове.

Пока, постепенно, ее природа не брала свое, и она заново не начинала блюсти свои интересы, и как результат — хитрить и обманывать. Так говорили хозяева — она обладала хитрой и лживой натурой, которую необходимо всегда держать под контролем. Их контролем. И сейчас ее натура брала верх — Элена готова сражаться за свое право жить с любимым мужчиной, не считаясь ни с его желанием, ни с его интересами.

Чтобы быть честной перед собой, она должна признать, что в последние годы она обводила всех вокруг пальца, создав для себя некий оазис вседозволенности в ограниченных рамках, о котором никто не подозревал. Она жила в удовольствие, умело маскируясь под послушного члена семьи.

Пока на бескрайних просторах интернета не выловила восставшую из ада Ману. То есть, шлюшку Лизу в поисках бонусов для своей конченной жизни. За ее, Элены, счет.

— Ты не смогла себя сдержать? А кто должен тебя сдерживать? Я? Ты тупое животное, которое не может уследить за собственным поведением и мыслями? Или, все же, ты имеешь ум?

— Я сдерживала. Как могла.

— Да? Что ты сдерживала? Что ты сдержала, если за неделю до приезда… этой, как ее… — он замешкался, как всегда, с именем.

— Лизы, — подсказала она.

— Да, Лизы. Чтобы за неделю до ее приезда устроить мне истерику? Тебе нравится заставлять меня нервничать? Ты решила разрушать мою жизнь до конца? После долгих лет наконец-то я встретил женщину, которая мне понравилась. Я хочу жениться! Я детей хочу! Я любви хочу! — ей показалось, или он тоже заметил, что перебрал лишку с театром одного актера?

— Я просто… — но Джованни перебил ее, уже решив вопрос.

— Сейчас ты идешь в гараж, — театральным же жестом он показал в сторону внутреннего гаража. — В семь часов утра хочу тебя видеть приведенной в порядок на чистой кухне, на чистой! — сделал ударение он, и продолжил: — В семь тридцать я завтракаю и уезжаю на работу. Сразу после этого ты звонишь отцу, пусть он занимается твоими чувствами, ему все равно нечем заняться. Но. Как только этой… Лизе привозят паспорт, ты заказываешь билеты. Меня не интересует, что вы с отцом будете делать, но ко дню ее приезда я хочу видеть тебя без истерик, в форме и в хорошем настроении. Кстати, дом вычистить до блеска. Точка, — сойдя со стола, Джованни направился к спальне.

Дискуссии окончены.

Некоторое время, постояв без движения, она пошевелилась. Первым делом выключила свет, чтобы не раздражать Падроне, потому что он оставил открытой дверь в спальную зону. Нашла наощупь чашку и медленным глотками допила почти холодное молоко.

Подтянув плед, как римлянка начала эры, гордо вышла в коридор, пересекающий весь дом, и направилась в дальнюю его часть, все также в темноте. Возле входа в гараж она включила внутренний свет. Стараясь не издать малейшего шума, открыла тяжелую, немного скрипящую дверь и вошла внутрь.

Помещение было просторным. Машина стояла одна: еще прадедова Фиат 500, которую держали здесь, как память о нем, с прекрасными намерениями реставрировать в ближайшее время, которое никак не наступало. Она уже давно подходила под условия оформления, как раритетная, но ни Альберту, ни Джованни, а до них и Марио, до нее дела не было. Рано или поздно придется сдать ее на свалку.

Неподалеку от машины находились стеллажи с инструментами для ремонта машин, дома и двора. Рядом стояли грабли, лопаты и разная дворовая утварь. Сменные шины для их машин. Падроне не любил всесезонку, предпочитая хорошую сезонную резину. Далее стояла газонокосилка и велосипеды.

На другой стороне гаража расположилось ее царство: полки с запасами еды и воды, с моющими, стирающими, смазывающими и тому подобными. А за полочками, в углу, находился «изолятор временного содержания», как называла это место сама Элена. Место ссылки, куда частенько отсылал ее покойный дед, Марио, когда она не бывала достаточно расторопной. Но и другие члены семьи, если приходилось, могли отослать ее сюда, чтобы не путалась под ногами. Иногда бывало так: отправить в ее комнату — как бы много чести, а наказать слегка надо. А в гараж, как бы, не очень жестоко, но все же поучительно.

«Да… давненько я здесь не исправлялась», — подумала Элена. Изолятор состоял из раскладной кровати, разложенной, но не застеленной ничем. Вернее, на ней лежало старое покрывало, чтобы кровать не запылилась. Находилось оно там давно, поэтому на него она точно не ляжет.

Наконец-то пришло желание поспать. «Трындылей получила, можно и расслабиться», — подколола себя. Как только не на чем спать — сразу спать захотелось. Постелить было нечего, возвращаться в дом лучше не надо — если она потревожит Падроне, тот разъярится еще больше.

Вспомнила, что в машине лежат два старых, но почти чистых пледа. Пыли в машине нет, мыши тоже не бегают, так что можно смело их использовать. Осторожно открыла дверцу, взяла два невесомых от старости одеяла. Дверцу закрыла осторожно, следя, чтобы та не стукнула.

Соорудив из одного пледа простыню, а из другого — одеяло, как была, закутанная в плед, принесенный с кухни, наконец-то улеглась. Свет решила не выключать. Так будет спокойней на случай, если забежит мышка, да и со светом она не проспит.

Часов не было, но по маленькому зарешеченному окну было видно, что до утра еще далеко. Поэтому она спокойно закрыла глаза и провалилась в сон.

Проснулась от тишины. Странно, но включенный ночью свет скрадывал малейшие звуки. «Почему так?» — подумала она. Может быть, ночью замолкают привычные шумы, в присутствии которых мы не отдаем отчет, и только их отсутствие напоминает об их существовании?

В оконце дребезжал рассвет. Еще точно не семь, видимо, около пяти. Сна как не бывало. Лежать было удобно.

Ужасно хотелось пописать. Туалетов у них хватало, но для того, чтобы до них добраться, нужно рискнуть открыть скрипучую дверь. Ну и хорошо. Один раз можно скрипнуть. Возвращаться назад в гараж нет необходимости, можно долежать на кухне, там и часы есть.

«А если Джованни проверит? — засомневалась. — Слушай, — сказала себе, раздражаясь, — тебе сегодня и так трындык светит. Одним больше, одним меньше — не многое изменится. Надо еще в гардеробную за одеждой заскочить». Представив, как она заскакивает вприпрыжку в комнату, расположенную рядом со спальней Джованни, она засмеялась в голос, прикрыв рот куском пледа. До чего она дошла, не просто пытаясь шутить таким примитивным образом, но и смеяться с такого рода шуток? Или это диагноз?

Как бы там ни было, от смеха смелости прибавилось, и уже через пятнадцать минут она, одетая, лежала на диване в кухне. Не на таком, правда, удобном, как раскладушка в гараже, но зато более приличном. В общем, она провела прекрасную, в кавычках, ночь. День обещал быть не хуже, тоже в кавычках. Представив, сколько ей придется сегодня выслушать от Альберто, она поежилась. А если еще и отлупит? «Зато обнулюсь», — успокоила сама себя.

Все же она отделается малой кровью: она нужна Джованни здесь, поэтому к родителям он ее не отошлет. А там, если она будет себя вести прилично, все забудется. Он отправит Лизу обратно, как отправлял всех предыдущих, по-другому быть не может. И потом все наладится. Немного терпения.

Через некоторое время она встала, и, закрыв дверь на спальную половину, стала наводить порядок на кухне. Вечернюю посуду она заботливо спрятала под умывальник. Мыть ее — слишком много шума. Карла помоет! Потом пошла в дальнюю ванную комнату и приняла хороший душ. Волосы феном не сушила.

К приходу Джованни на столе стоял завтрак, кухня светилась порядком, Элена была свежа и пахла. «Не хватает букета цветов в вазочке», — подумалось ей.

Джованни осмотрел кухню, перевел взгляд на нее, на стол и остался доволен.

— Сегодня у меня важная встреча, вчера забыл тебе сказать. Приготовь мне вишневый пиджак и темную рубашку. Джинсы одену вчерашние.

— Туфли или кроссовки? — спросила она.

«Может, еще пронесет», — с надеждой подумала.

— Лиза написала, что пришло сообщение о визе, я толком не понял. Свяжись с ней. Да, протри туфли.

Джованни сел завтракать, а Элена бросилась выполнять его указания. «Сука. Вот сучка малолетняя». Она закусила губу, чтобы не произнести это вслух. Постаралась выдохнуть, чтобы успокоиться.

Выходя из дома, Джованни сказал:

— Я отцу позвоню сам, а там уже он сообщит тебе, что делать. Сегодня же его день? Иди, займись билетами на самолет. Бери на субботу или позже, эти дни я буду занят. Да и ты тоже, — махнув ей рукой, направился к машине.

В ворота въезжала машины Карлы. Джованни легонько ей посигналил — соседи жили далеко, поэтому в такое время не побоялся разбудить их.

Войдя в дом, Карла сразу прошла на кухню.

— Ты не завтракала? — спросила у входящей в кухню Элены. — Вижу только одну чашку.

— Посмотри под умывальником — там вчерашняя посуда, — не отвечая на вопрос, Элена принялась готовить кофе. — Ты будешь?

— Знаешь же, что буду! — весело ответила Карла.

Им нравилось завтракать вдвоем. Всегда было, о чем поболтать. Карла приносила «новости из мира», как они их называли, а Элена делилась своими маленькими.

Возясь с кофе, Элена, как бы невзначай, произнесла:

— У нас тут кое-что произошло…

Карла насторожилась. Повернувшись всем телом к Элене, тревожно спросила:

— Она все-таки едет?

— Сегодня буду заказывать билет. Да не только в этом дело…

Карла, стараясь не стучать посудой, чтобы не перебить молчание Элены, ждала, когда та начнет говорить.

— Боюсь, что сегодня Альберто с Мартой меня накажут, — с усилием сказала Элена.

— Я думала, что это все в прошлом, — осторожно заметила Карла.

— Для меня это не будет в прошлом! — в отчаянии продолжила Элена. — Я для них хороша, только если им удобно! — последнюю фразу она произнесла почти шепотом, хотя кричала. — Нет, мне не на что жаловаться, пойми, — уже произнесла спокойно. — Я сама выбрала эту жизнь, ты знаешь. А что мне оставалось? Или сейчас — что мне остается? Да, я не всегда могу оставаться спокойной. Я тоже реагирую! Но, как только мне что-то не нравится, они сразу берут меня в оборот!

Карла не нашла, что ответить. Подобный разговор не был первым. Уже много раз она становилась свидетелем подобных ситуаций — когда Элена бывала бита или жестко поставлена на место. Элена продолжила готовить завтрак.

— Ты знаешь, как на меня действуют их наказания? — после долгой паузы спросила она у Карлы, но не дала возможности ответить. — Иногда я кажусь себе извращенкой. Гребаной извращенкой. У нас говорят: без шлепка, как без пряника. Садись к столу.

Карла присела, но не приступала к еде. Элена ждала, что та скажет. Заметив вопрошающий взгляд зеленых глаз, наполненных слезами, Карла попыталась ее успокоить:

— Знаешь, мне кажется, что все люди в мире живут по таким правилам. Закон бытия: или ты делаешь так, как от тебя требуют, или не имеешь ничего. Просто в твоем случае все происходит… формально, что ли…официально. Многие женщины живут, как ты, даже не осознавая этого. Или осознают, но терпят. Ради детей, например. Или от того, что некуда уйти. И обычно их не предупреждают о том, что собираются наказать. И, может быть, это даже страшнее — когда не знаешь, что тебя ждет в следующий момент — просто безразличие или удар. И, заметь, удар в лицо… хаотично… В твоем случае есть система, да, некий договор, да. И в чем разница между тобой и женщинами, терпящими насилие? Никогда не думала? Думаю, ответ очевиден: с тобой такое происходит по согласию. Тебе об этом объявляют, к этому готовят, а не так, как поступают с ними — они ждут любви и заботы, а взамен получают боль и унижение.

— Разница в доброй воле? — с сомнением в голосе уточнила Элена. — А разве они, продолжая жить в таких отношениях, не подписываются под договором, как и я? В чем ты наблюдаешь хаотичность?

Карла, видимо, решила не вступать в спор, чувствуя, что каждая ее фраза может ранить подругу, поэтому промолчала. Тогда Элена продолжила:

— Разница у нас с ними в том, что в моем договоре предполагаются вполне конкретные бонусы, и никто не смеет меня их лишить! Потому как договор у нас официальный. А у них — спонтанный. И еще. Я не стесняюсь сказать о себе: вот я такая, а они — лицемерят перед самими собой, наслаждаясь своей праведной миной при плохой игре.

Тут уже и Карла решилась вступить:

— А на рабочих местах как происходит? Люди готовы терпеть унижения, шантаж, запугивания, только бы удержаться за рабочее место.

— Вот именно. И, в конце концов, выбор всегда остается за мной. Ведь меня никто его не лишил!

— И каждый раз ты выбираешь остаться, — закончила за нее Карла.

— И каждый раз я выбираю остаться! — Элена с силой бросила нож на стол и подперла подбородок рукой. — Давай, кофе стынет, ешь!

Закончив завтрак, позвала Карлу в гараж, и дала указания смазать петли двери, принести постель и положить ее на полку в целлофановом пакете, чтобы не покрывалась пылью, постирать покрывало с раскладушки. После чего прошла в свою комнату и связалась с Лизой.

Паспорт с визой доставили. Сказав Лизе, что скоро сообщит о подробностях вылета, занялась покупкой билета. После чего опять позвонила Лизе на скайп и попросила изучить билет, который выслала ей на почту.

Вылет из Киева в понедельник в 12.45, а прилет в Болонью в 14.15. Так она и написала в емейле, который продублировала на почту Джованни.

После этого пошла в его спальную, чтобы навести порядок — в этой комнате убирать предпочитала сама.

Она была уверенна, что Альберто так рано не приедет, поэтому начала заниматься домашними делами. И на самом деле, он позвонил ближе к полудню. Услышав звонок, Элена стремглав помчалась к телефону. Она уже успокоилась, и готова была к любому развитию событий.

— Мне звонил Джованни, — сказал он. — Я у тебя к двум, будь готова ехать.

— Хорошо, синьор.

Положив трубку, задумалась. О чем именно рассказал Джованни? Впрочем, не это важно. Важно не проболтаться о своей ревности, граничащей с агрессией. Если выставить свое отношение к Джованни как первопричину, они могут отдалить Элену от него. Привычнее для всех будет, если речь пойдет, как всегда, об ее несдержанности, властности, эгоизме. Так будет проще.

Элена вышла во двор и присела на террасе, подперев подбородок кулачками, поставленными один на другой. Она испытывала стыд за себя каждый раз, когда знала, что ее могут наказать, и ничего не делала, чтобы избежать этого. Единственный серьезный выход, который она видела — это бежать. Но категорически не хотела покидать место, где, хоть иногда, могла чувствовать себя счастливой.

Неужели она неправильно делает, соглашаясь платить такую небольшую цену за свой комфорт и спокойствие? Уже поздно, и даже смешно сомневаться после стольких лет! Элена распрямилась, откинувшись на стуле. «Ладно. И с этим справлюсь, — подумала она, — в этот раз, без залетов, я продержалась достаточно долго. На самом деле, я уже обнаглела. Рано или поздно, это бы случилось. Побыла хозяйкой жизни, теперь пора и в стойло вернуться. Ну и вернусь, не в первый раз».

По собственному опыту она уже знала, что после встрясок, которые ее ждут, особенно, если ее отхлестают, она будет чувствовать себя лучше: спокойней и уверенней. Ее всегда заносило, когда она брала на себя много, начиная руководить. То, что таким образом её освобождали от ответственности, не было такой уже страшной штукой. И в этом, на самом деле, нет ничего постыдного. Такова жизнь.

Успокоенная такими размышлениями, Элена начала приводить себя в порядок.

В два часа пополудни во двор заехала машина Альберто. Элена задержалась на террасе, ожидая увидеть, захочет ли он войти в дом. Но он помахал рукой, чтобы она садилась в машину.

Оказавшись рядом с Альберто, она испытала на себе всю твердость его пытливого взгляда. Д-а-а, испытание то еще.

Пока заводил машину, пока открывались ворота — не сказал ни слова. Уже на самом выезде спросил, уточняя:

— Знаешь, что тебя ждет?

— Знаю, синьор, — ответила уверенно, не пряча глаза, хотя очень хотелось это сделать.

Внимательно посмотрев на нее и ничего не сказав, сосредоточился на дороге. Если они направлялись в отель, то ехать предстояло километров двадцать в сторону от моря. Но на одном из перекрестков с круговым движением Альберто свернул в сторону моря. До моря было недалеко — километров десять. Но вез он ее не на море, она это знала.

Недалеко от побережья Альберто имел укромное местечко, облюбованное им еще в те времена, когда он сам возил ее в свой дом на уборку. По пути иногда завозил ее сюда — на свой участок земли с полузаброшенным домом, около которого, собственно, они и предавались любовным утехам.

Альберто очень нравилось занятие любовью на природе. Вокруг — только его земля, старый дом огорожен, шоссе проходит в отдалении. Альберто загонял машину в крепенький еще гараж, пряча ее от глаз проезжающих по дороге машин, а остальное уже было делом настроения.

Загнав машину, показал жестом, чтобы Элена вышла из нее. Вышел и он, сразу направившись в сторону дома. За ним двинулась и она.

Остановились возле входа.

— Что, опять берега попутала? — спросил он, взяв ее за подбородок и вглядываясь в ее полузакрытые глаза.

Все заготовленные тексты улетучились сами собой. Она молчала. Да и не очень-то поговоришь, когда тебя держат за подбородок, подняв его выше твоего носа.

— Что натворила?

— Ничего, — процедила сквозь зубы.

— А если подумать?

— Преувеличила свое влияние.

— В чем?

— Почувствовала себя хозяйкой.

«Краткость — сестра таланта, так кажется, говорится?» — подумала про себя.

Наконец-то Альберто отпустил подбородок.

— Почему ты смеешь устраивать сцены моему сыну?

— Потому что я упрямая эгоистка, — они все обожали, когда она чистосердечно признавалась в своих грехах.

— Мы с тобой видимся несколько раз в неделю, и ты не нашла времени рассказать, что из тебя опять прет твой русский характер? Всем миром управлять хотите! Я сколько раз учил тебя, сучья дочь, что болезнь легче предотвратить, чем лечить? Почему ты сама не приползла ко мне, чтобы быть поставленной на место, а вместо этого устроила моему сыну скандал? Почему мой сын должен из-за тебя нервничать, а?

Элена молчала. Что она должна ответить? Что ей нравится быть хозяйкой в своем доме? Руководить своим мужчиной? Держать ситуацию под своим контролем? Что настоящее покаяние у нее происходит не до наказания, а после?

На самом деле Альберто не ожидал ответа. Он специально задавал вопросы, чтобы довести себя до кондиции, ведь он не был садистом. Ему не нравилось, по сравнению с его женой, бить Элену. Делал это он исключительно из чувства долга и необходимости, и как можно реже. И каждый раз ему, бедняге, приходилось разогреваться, как спортсмену перед боем.

— Сколько раз я повторял тебе, что твое поведение, самое безопасное поведение, — это не идти на поводу твоего доминирующего характера?

— Много раз.

— И ты все равно упрямишься и живешь по своему, принимая вид невинной овечки? Когда Марта имела время заниматься тобой, ты этого себе не позволяла! Ты заставляешь меня быть жестоким!

— Я и сейчас себе не позволяю, синьор Альберто, клянусь вам! — кажется, ее начинало пронимать. — Оно само по себе происходит!

— Ты забыла свое место, овца? — продолжал заводить себя синьор Альберто. После обрушил на нее кучу отборных ругательств, начиная давить на нее криком. Он знал, что она не переносит, когда на нее кричат.

— Да! — она начала искренне плакать. Как же ей хотелось в этот момент пожаловаться ему на Джованни, на его увлечение Лизой, поделиться своими страхами и сомнениями! Но она, ни в коем случае, не должна касаться своей любви к Джованни!

Синьор Альберто продолжал задавать вопросы касательно ее прегрешений, и со всеми ими она соглашалась.

— Кто дал право тебе иметь так много свободы? Служанку завела? В интернете сидишь? Забыла, как на коленях лазила перед своими хозяевами, выпрашивая разрешения посрать?

Теперь Элена рыдала не на шутку. Элена купалась в жалости к себе. Как он был прав! Ну, зачем она поверила, что будет с Джованни вечно? Лучше бы она сразу стала жить с родителями, чем с ним, в его полном безразличии к ней! Зачем она захотела, чтобы он принадлежал только ей? Зачем поверила, что это возможно? Почему она не сбежала? Разве не ради своей любви к Джованни она осталась рабыней в этой семье? И вот результат — на старости лет больше ему не нужна! Что теперь с ней будет?

Ее крупное тело с пышной грудью содрогалось и от рыданий, и от прикосновений Альберто, когда тот пинал ее руками одновременно с каждым эпитетом, которым одаривал ее. Выглядело все это действо очень сексуально — она знала. Может быть, он сжалится над ней, решив, что ей достаточно пинаний, и до телесных наказаний не дойдет?

Когда он, видимо, понял, что разогрел и ее, и себя достаточно, кричать перестал, а стал наблюдать за ней. Через время она стала затихать.

— Принеси бутылку воды из багажника.

Она быстро вернулась, неся полтора литровую емкость.

Приняв у нее бутылку и открыв ее, жестом пригласил умыться.

— Теперь давай о главном. Готова?

— Он не любит меня, — решение молчать об их с Джованни отношениях улетучилось.

— А он должен? — спросил, все также пристально вглядываясь в ее лицо, выискивая ложь.

Элена держалась из последних сил, чтобы не рассказать о Лизе.

— Нет… но я хочу этого и надеялась, что..

— Тебе не кажется, что ты стала много думать в последнее время? — прервал Альберто жестко. — У тебя голова увеличилась от думанья! — Альберто прошелся по полуразрушенной комнате. Помолчав, продолжил: — В принципе, этого я и ожидал от моего сыночка. Дал тебе слишком много свободы. Это от его природной лени. С бабами может только трахаться, а не в руках держать, подкаблучник хренов. Раздевайся!

Без лишних раздумий Элена стала раздеваться. В это время синьор Альберто стал расстегивать ремень брюк. Оказавшись без одежды, она уже была готова ласкать его, но, подняв голову, увидела, что Альберто, как и прежде, в брюках, а ремень держит в руках.

Наказывать ее физически ему не нравилось. Случалось пару раз, когда он этот делал с рвением, но в виде наказания за вполне определенные проступки — когда однажды она от них убежала, или, когда набросилась с кулаками на деда, или, когда оттолкнула Марту, и та чуть не упала.

— Иди к стене и обопрись на нее, — приказал он. Элена повиновалась.

Посыпались ритмичные нескорые удары. Боль была адской. Кричать она начала еще с первого удара, а потом ни на миг не затихала. А он и не требовал замолчать — просто бил и бил, не останавливаясь, пока она не свалилась на кирпичи, разбросанные под стеной, поранив коленки. Сидящую на коленях ни разу не ударил, а стал удаляться, судя по звуку шагов.

Элена попыталась встать. Хоть и с трудом, но поднялась с первого раза. Подоспел синьор Альберто. В руках он держал зеленую бутылочку с антисептиком. На лицо его она не смотрела, не смея поднять глаза.

— Посмотри на меня, — сказал он. Она посмотрела.

Бутылочку он держал в правой руке, поэтому ему пришлось переложить ее в левую, чтобы правой зарядить ей сильнейшую пощечину, от которой Элена опять села на кирпичи, больно приземлившись на разбитые ремнем ягодицы.

Альберто протянул ей руку и помог подняться, повернул к себе задом и, откуда-то появившейся салфеткой, смоченной в антисептике, стал промокать ее ссадины на спине, на коленях и на бедрах. Почти не пекло, но действовало возбуждающе. Его воздушные прикосновения, которые ей были приятны, вперемежку с легким покалыванием, сделали свое дело — она возбудилась.

Но на этот раз Альберто и не думал перейти в плоскость игр. Вместо этого он собрал ее вещи и понес к машине, откуда достал небольшой плед и укрыл ее. После чего помог сесть на заднее сидение.

Осторожно выгнав машину из гаража, выехал с участка. На круговом перекрестке взял направление к дому Джованни. В отель он ее снова не вез. «О, слава богу», — подумала она с облегчением. Она получила свое — унижение последнего часа просветлило ей мозг, вернуло в действительность. И ей совсем не было стыдно, к слову.

Карла была дома, ожидая к ужину Джованни. Женщина не показала удивления, увидев Элену в таком виде. Осторожно приняв ее у Альберто, повела в ванную.

— Помоги ей помыться, а потом обработай ссадины! — приказал он ей в след, направляясь в гостиную.

Когда Элена вышла из ванной, уже приведенная в порядок и одетая, Джованни с отцом беседовали в зале, смакуя аперитив. Она направилась к ним. Видимо, отец уже рассказал сыну о произошедшем, и назвать в этот момент Джо добродушно настроенным было бы большим преувеличением.

— Знаешь, на кого ты сейчас похожа? — спросил Джованни. — На гулящую шлюху, пойманную на измене. Ты посмела жаловаться моему отцу на то, что я недостаточно люблю тебя? — с гримасой отвращения спросил он. — Ты? На меня?

Ну вот. Она так и знала. Не в первый раз ее откровения с Альберто оборачиваются против нее. Как там говорят в Америке? Каждое ваше слово будет использовано против вас. Но попробуй ему не расскажи! Если Альберто хочет знать правду — он ее узнает. По крайней мере, от нее. Хорошо хоть, что о приезде Лизы она не проговорилась. Она искренне попросила:

— Прости меня, пожалуйста.

— Ты представляешь, папа, она мне устраивает сцены ревности! Она ревнует! — он не сводил с нее глаз. — Ты в зеркало на себя смотрела? Сколько тебе лет? И сколько у тебя килограммов? Ты смеешь претендовать на мое внимание? Отвечай!

Элена молчала, еле сдерживая слезы, не смея взглянуть на него.

— Джо, дай, не будем переходить на внешность, — попробовал защищать ее Альберто, но Джованни перебил его: — Пап, все не так просто! Ты знаешь, что я иногда встречаюсь с женщинами, и она должна знать, что и мизинца их не стоит.

— Может, тогда лучше, если она переедет к нам? — с надеждой спросил отец. — Чтобы не мешала?

«Нет, нет, не отдавай меня, — стала молить про себя Элена. — Говори, что хочешь, но только не отдавай!»

— Нет, папа, ты же знаешь, что она мне нужна здесь, — Джованни оценивающе посмотрел на нее. — Но ее нельзя выпускать из-под контроля, ты прав. Здесь виноват я.

Элена с облегчением незаметно выдохнула.

— Иди в гараж, — распорядился Джованни, и она повиновалась.

Карла, которая была готова послужить ей, молча и со скорбным лицом постелила ей только сегодня принесенную в гараж постель. Элена со стоном легла на живот — спина, ягодицы и колени начинали сильно печь. Думать ни о чем не хотелось. На душе был мир и покой. Немного полежав без мыслей, Элена провалилась в сон.

[1] Padrone на итальянском языке — хозяин, господин.

[2] Gioia — радость ( с итальянского языка). Служит ласкательным обращением к знакомым людям.