Переплывшие океан

Каждый день мы бежим все больше и больше. Когда-то все начиналось с 7 или 8 огромных для наших тонких ног кругов, сейчас мы должны преодолеть не меньше 12. Мы бежим без остановки, но не разгоняясь, ведь если ты выдохнешься или у тебя заколет в боку, остановка обернется тебе дополнительными часами непрерывного, но уже одинокого бега на закате. Рядом с тобой не будет друзей, кроме тех, кто, как и ты, не сумел заставить себя не сдаться. Останавливаться нельзя.

Солнце едва-едва начало показываться из-за высокого леса и внушительных строений, которыми мы окружены. Я видела, как шли те немногочисленные лучи света — минуя дорожку, нас и падая на верхние ряды трибун, в метре от наших голов. Мы проходим к мокрым от свежего утра скамейкам, чтобы снять наши толстовки и остаться в одних купальниках и шортах. Поначалу по моему телу проходит холодная дрожь, но я знаю, что как только начну бежать, воздух будет казаться приятным и мягким.

Команды начинать можно не ждать, ведь ее и не будет. Она не нужна. Мы прекрасно знаем, чего от нас хотят и что будет, если мы вдруг решим ослушаться наших наставников. Не синхронно и вперемешку мы начинаем наш бег. Наконец, из сонного и безфокусного состояния я начинаю вливаться в этот день.

Я всегда была в лидерах по скорости. Мои длинные ноги как будто были созданы для того, чтобы с легкостью отрываться от земли и взлетать. Сейчас со мной бегут Валире и Сал, они тоже достаточно сильные и всегда выигрывают турниры на воде. Но они не быстрее меня. Сейчас я легко могла бы вырваться вперед, но мне не хотелось бы бежать одной все 12 кругов. С ними мы можем болтать или обсудить кого-нибудь из других, они помогают мне отвлечься от той работы, которую делают мои мышцы.

Хотя мое тело брызжет силой и легкостью, на триатлонах я редко становлюсь первой, ведь я не умею контролировать свой слабый характер. Возможно, я просто не верю в то, что способна быть лучше всех, поэтому. еще не достигнув середины любой дистанции, мне приходится заставлять себя ускоряться и двигаться вперед. Когда я вижу, как меня обгоняют, будь это один человек, я не стану пытаться наверстать упущенное. Я сдамся, не перестану плыть или бежать, но приму то, что не стану первой. Или я позволю боли или болезненному холоду, которые я часто испытываю на турнирах, стать моим оправданием для себя, чтобы я не истратила на борьбу все свои силы.

Я борюсь с этим каждый раз. Перед турнирами я представляла, как плыву или бегу дистанцию. Я должна была увидеть каждый свой гребок в деталях, почувствовать, как я буду дышать и что будет передо мной от момента погружения в холодную воду до финишного касания. И лишь когда я ловила то чувство предстоящей дистанции, когда в мыслях я полностью переносилась в ту будущую борьбу и начинала верить в то, что способна проплыть так, что в моем теле не останется ни капли энергии, что победа реальна и неминуема, я могла быть спокойна и постепенно заставляла исчезать этот тяжелый настрой с помощью бессмысленной болтовни с сидящими рядом.

Наконец, пробежав половину круга и оказавшись на противоположном от наставников краю стадиона, Сал начала разговор о всех нелепых ситуациях, произошедших вчерашним вечером, когда все должны были готовиться ко сну. Я с жадностью слушала все истории о том, какие ложь переходила из комнаты в комнату благодаря Куцийи. Среди них были и подробности про мою личную жизнь, которой, кстати, не существовало. Я не без возмущенной улыбки узнавала, что, по ее словам, говорили обо мне за спиной мои собственные друзья.

Все это поражало своей глупостью и злонамерением. На что могла рассчитывать эта огромная, грубо слепленная девочка, с резким, ржавым голосом? Неужели она думала, что доверие к ней будет крепче нашей связи? Я давно перестала верить любому слову, сказанному ее, даже когда ее разговоры исходили из самих законов природы. Но все же, я не могла понять, как человек может так долго врать и не уставать от этого. Когда я лгу слишком много, меня начинает тошнить.

Поэтому сейчас мы вновь смеялись над воображением человека, который зарабатывал поддержку, покупая других и используя грубо звучащую лесть. Мы смеялись и придумывали все более изощренные насмешки про того, кто был мне противен и которого я так часто жалела, не решавшись открыть эту жалость. Ведь я не знала ни одного человека, кому не было бы стыдно признаться, что он друг Куцийи.

Мы продолжали бежать и говорить. В какой-то момент, однако, мое внимание начинало ускользать от слов девочек в сторону всего вокруг. Я уже не вникала в подробности очередной мести нашему очередному сопернику, а переводила взгляд со своих ног на медленно приближающийся путь впереди. Но я не переставала отвечать на вопросы девочек и вставлять в нужный момент комментарии. Это был ужасный навык вести беседу, не находясь в ней, которому я всегда удивлялась и которым не переставала пользоваться. Я помню, что пробежала еще 2 круга, когда вновь начала разбирать слова Факиды, говорившей о сегодняшней полуденной тренировке. Я начала терять ту легкость, с какой бежала первые минуты.

Самое сложное в беге — продолжать делать одно и то же. Мои руки и ноги движутся одинаково, и, если бы не разговоры, отвлекающих меня от того однообразия моей работы, мне было бы гораздо труднее справляться с головой, которая требовала чего-то нового. Мне всегда было скучно заниматься одним делом.

По моим бедрам прошел внутренний холод — ощущение, обычно приходящее после 10-15 минут бега не разогретого как следует человека. Этот холод перетекал во внутреннюю теплоту, которую начинают излучать мышцы от интенсивной тренировки, но эта теплота тут же гасилась свежим утренним воздухом и была недостаточна для того, чтобы я вспотела, но все же приводила меня в чуть более активное состояние.

И вот сейчас я говорю, и слова мои постепенно смешиваются с частым дыханием. Мы смеемся с бегущими рядом, но все чаще мне приходится сдерживать себя, ведь каждый мой выдох становится более глубоким. Как я боялась, я начинаю уставать. Но сегодня у меня не закололо в боку, а значит я еще могу контролировать свое тело. Даже несмотря на то, что мои ноги теряют силу, которую давал им воздух.