Однажды в Карабахе

Им посвящаю.

— Ну, не знаю, будет ли интересней мой рассказ или нет, — он украдкой посмотрел на мрачного Ганмурата, буравящего его взглядом, — не хочу ссориться с этим горным субъектом, мы в разных весовых категориях. Я просто расскажу свою историю. А вам судить, насколько она заслуживает внимания…

Так вот, случилось это в мае 1992 года, когда армяне захватили Шушу. Тогда под Туршсу, при небольшом поселке под Шушой, дислоцировалось огромное количество нашей живой силы и техники. Все были решительно настроены на победу. Нам казалось, что с такими силами мы вернем не только непонятно как утраченный город, но и все наши оккупированные земли…

— Я тоже там был, — торопливо и немного с волнением перебил его Ветеран в тельняшке. — Оказывается, мы с тобой в одной упряжке ходили, братан. А почему я тебя не увидел?

— А он маленький, его не видно было, — захихикала Гюля.

— Или спрятался где-нибудь в полевой кухне, — уверенно добавила Аталай.

Бакинец мрачно просверлил их взглядом.

— И за них… я воевал!

— Ладно, вы, вояка! Не отвлекайтесь и валяйте свою историю, — недовольно пробурчал Прилизанный.

Бакинец важно прочистил горло:

–…И по чьей команде эта рать повернула обратно в Баку, ей богу, до сих пор не понимаю. Хоть и каждый год об этом ведут передачи, начинают какие-то странные расследования, но на простой вопрос, по ком должен звонить колокол правосудия, даже спустя 25 лет никто не ответил…

В общем, наш танковый взвод, проверяя подступы к городу Шуша, в селе Зарыслы, попал в засаду. Мало того, что нас прицельно били со всех близлежащих высоток, танк, в экипаже которого был и я, еще и подорвался на мине, видимо, на одной из модификаций ТМ, скорее57 или 62, так как зацепило гусеницу, разрушило ходовую часть, вывело из строя средства наблюдения, связи и прочее. Этих мин и у нас, и у армян на складах много оставалось… Противник, информированный о предстоящем контрнаступлении наших сил, успел заминировать все вероятные подступы в направлении города Шуша.

Я сильно стукнулся головой о люк и отключился. Меня еще и контузило при взрыве — лопнули обе перепонки, уши кровоточили. Как я потом узнал, открыв люк и пытаясь спастись, два моих товарища погибли на месте. Обоих сбили снайперы. Я лежал на дне танка, прикрытый телом одного из них, другой упал за борт.

Место было неудобное. Речку с обеих сторон обрамляли скалы, образуя узкий проход. Где-то вполне могли окопаться гранатометчики. Чтобы сохранить две другие машины и сочтя нас убитыми, наши отступили.

Пришел я в себя то ли от холода, то ли от человеческой речи. И с ужасом понял, что речь это произносится на армянском языке…

— А вы что, знали армянский? — перебила рассказ Аталай.

— Как тебе объяснить, моя крошка? В отличие от вашего компьютерного поколения каждый бакинец советского времени, если даже не понимал, то отличал армянскую речь от французской. А я даже понимал, потому что родился в Завокзальном районе, в доме, где чуть ли не половину жителей составляли армяне. Хотя и они в основном общались на русском, как и многие бакинцы.

— Не мешай! — одновременно рявкнули на нее несколько человек.

Лицо Бакинца расплылось в довольной улыбке, и он продолжил…

— Я понял, что уже стемнело, когда луч фонаря заиграл внутри кабинки. У меня хватило соображения прикинуться мертвым, хотя я и так был парализован страхом. Луч также чуть осветил небритую носатую и ушастую морду тролля, наклонившегося в отверстие люка. Он почему-то понюхал воздух и хрипло проговорил:

— Внутри два трупа. Пахнет тутовкой. Надо оружие подобрать. Пусть бакинец влезет, он тощий.

— Ара, его наверно турки плохо кормили, — загоготал другой, и раздался дружный смех.

Кажется, носатый спрыгнул с танка. Я увидел над собой черное небо в проеме открытого люка, из которого повеял на меня свежий воздух. Послышался властный голос:

— Эй ты, щенок, залезай в кабину и вытащи оружие, если есть. А после вытащим и трупы. Их можно обменять, а еще лучше продать.

— Азербайджанцы любят своих мертвецов больше, чем живых, — мерзко захихикал другой голос.

Хачики опять приглушенным смехом поддержали товарища.

Я с трудом приподнялся и потянулся к люку, отчаянно стараясь не шуметь. Кто-то еще уже по-русски чуть с заметной досадой заговорил.

— Я-то полезу. Но, может, кто-то из них живой? Может, следует бросить внутрь гранату для страховки?

— Если кто был живой, уже застрелил бы Карапета, не надо портить товар. От взрыва даже наступательной гранаты может произойти детонация снарядов. Еще и спровоцируем турков на артобстрел… А ты такой же трус, как и все турки. Наверное, кто-то из них у вас, в Баку, к твоей бабушке или маме в гости ходил.

Взрыв хохота оглушил ночную тишину. Эта грубая шутка настолько понравилась хачикам, что они забыли элементарную осторожность. Я, кажется, услышал скрип зубов бакинского армянина.

— Отстаньте от меня! Не трогайте своими погаными языками моих женщин. Их нет в живых… Я такой же армянин, как вы. Тебе же неприятно будет, Самвел, если я вспомню твою маму или бабушку…

После короткой паузы послышалась звонкая затрещина.

— Молчи, ублюдок. Ваши женщины предпочитали ублажать турков и выходить за них замуж, когда наши, с молоком прививали нам боль за истребленных в Турции предков. Если тебе было так хорошо, что прибежал к нам?

— Если бы вы не начали эту бойню, сидел я в своем Баку и не видел бы твою мерзкую харю, Самвел. Во всяком случае там никто мою маму не трогал, — прошипел яростно бакинец.

Я не стал ожидать конца потасовки хачиков и резко захлопнул люк. Гулкий звон металла нарушил тишину и разбросал ее незваных гостей по кустам. Я быстро проверил и остальные люки. Минут через пять настороженно подал голос Карапет:

— Один точно сдох. Я видел дыру у него на лбу. Второй лежал под ним, наверно очнулся, пока мы тут ругались.

— Надо было, хотя бы пустить очередь по ним. Прав был Карен, — недовольно проворчал один из голосов. Так я узнал имя бакинского армянина.

— Заткнись ты, Робик, — огрызнулся Карапет, — у нас патроны калибра 5-45. Ты хотел, чтобы я изрешетил собственную голову?

— На одного вонючего ишака карабахского стало бы меньше, — заржал следующий армянин, имя которого пока не озвучилось. — И перестань пердеть у меня под носом, я задыхаюсь.

— Еще и чеснока нажрался… — видимо залыбился Робик.

— Заткнитесь вы все! — в бешенстве заорал Самвел. — Видно, он у них был главный. — Ясно, что этот турк один. Надо его оттуда выкурить.

После небольшой паузы я услышал легкий шелест. Армяне осторожно окружали танк.

— Эй ти, Мулла¹⁷, виходи оттуда, слищищь? — кто-то, кажется, Карапет, с грубым акцентом по-русски проговорил и рукояткой автомата застучал по машине.

— Ага, еще чего… Мне и здесь неплохо, — наконец решился подать голос и я. — Может, тебе еще ключи от квартиры подбросить, где деньги лежат?

— Какие денги? — кажется, Карапет совсем был тупой и не понял юмора. — Ара, он нам денги предлагает… — послышался его противный гогот. — Твои денги и так нащи будут, когда оттуда выползищь.

— Слушай, заткнулся бы ты, действительно воняешь, — огрызнулся на него Самвел. — Такие, как ты, позорят армянский народ. Ты хоть иногда телевизор смотришь?

— Что я сказал? — обиделся Карапет и перешел на армянский. — Сами говорите, я буду молчать.

— Ты что, до конца войны собираешься там сидеть? — видимо, не обращая внимания на Карапета, спросил у меня Самвел.

— Сколько надо, столько и просижу, мне торопиться некуда. Кушать есть, вода во фляге есть, оружие есть… Попробуйте, суньтесь сюда! Я из вас булочки с кишмишом сделаю.

Наступила тишина. Хачики что-то решали на армянском, уверенные, что я не понимаю. Наконец я различил голос Безымянного.

— Мы можем взорвать под танком все наши гранаты. Его точно оглушит. Тогда успеем открыть люк.

— У нас не осталось лимонок, все наступательные, и вряд ли гранаты его оглушат. А открыв люк, мы получим еще и очередь в лоб. И как ты вообще его собираешься открыть? — это огрызнулся товарищу Робик.

Конец ознакомительного фрагмента.