Горничная, которая любила розги

Обернувшись, Марек смотрит промеж сосновых стволов на стоящий неподалеку дом пани Фелиции, сложенный из потемневших от времени бревен, с двускатной крышей и круглым чердачным окошком. Из кирпичной трубы стелется синеватый дымок. В палисаднике мокнут под дождем кусты сирени. Сегодня Марек собирался встать пораньше, позавтракать и съездить на велосипеде в Картузы, повидаться с Катаржиной. Но когда он проснулся, по оконным стеклам стучали капли дождя, а небо было сплошь затянуто тучами, и было понятно, что дождь скоро не кончится, и будет идти весь день напролет.

От того, что Марек вчера наврал тетушке с три короба, у него на душе скреблись кошки. Марек не сомневался, что рано или поздно пани Фелиция узнает правду, но сейчас у него не хватало духа рассказать тетушке все, как есть. Сунув руки в карманы старенького плаща, Марек бредет по сосновому бору и пинает шишки. Присыпанная толстым слоем хвои земля пружинит у него под ногами. Волей-неволей уже в который раз он вспоминает тот злополучный день в университете.

Пожалуй, стоит начать с того, что в прошлом году Марек поступил в Варшавский университет на факультет журналистики. Обучение стоило недешево, но пани Фелиция надеялась, что, получив диплом, племянник сможет найти для себя работу в столице. В конце лета Марек уехал в Варшаву, он поселился в студенческом общежитии неподалеку от центра. Чудесный старый город совершенно околдовал Марека. Этот город не давал ему покоя, он мерцал огнями, дразнил Марека и кружил ему голову. На мостовую ложились лимонного цвета кленовые листья, в осенней мгле уютно горели окна кофеен, звенели трамваи, пропадая в акварельных сумерках, и петляя, текла под мостами медлительная Висла. А потом началась зима, и хлопьями повалил снег, и Варшава стала похожа на елочную игрушку, на тот волшебный стеклянный шар, который стоило потрясти рукой, и сразу поднималась метель и засыпала маленькие домишки и деда мороза с посохом и мешком подарков. Марек чудом сдал зимнюю сессию, потом он простыл и провалялся с температурой и кашлем пару недель, а потом в Варшаву как-то сразу пришла весна. Кроме профильных и общеобразовательных дисциплин в университете был такой обязательный предмет, как физкультура. От занятий по физкультуре студенты отлынивали, как могли, и декан смотрел на это сквозь пальцы. Но зачет хочешь не хочешь, а нужно было получить, иначе студента попросту не допускали к сессии. И вот, в один из последних майских дней Марек напялил на себя спортивную форму и отправился в спортивный зал.

Педагогом по физкультуре была Ева Анджеевич — жена декана пана Кароля. Стоит Мареку закрыть глаза, и он ясно видит спортивный зал в новом корпусе университета, крашенные бледно-зеленой краской стены и затянутые сеткой узкие окна под потолком. Посреди зала стоит пани Анджеевич в темно-синих спортивных шортах и белой футболке с гербом Варшавского университета. На гербе — расправивший крылья орел с короной, вокруг орла нарисованы пять звезд, а сверху и снизу написано полукругом — ВАРШАВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ. У пани Анджеевич медовые глаза, густые каштановые волосы, стянутые в лошадиный хвост и упрямый подбородок с ямочкой.

— Признаться, многих из вас я вижу в первый раз, — улыбается Ева Анджеевич и обводит взглядом стоящих полукругом студентов. — Но я всё понимаю! У вас полдюжины профильных дисциплин, лекции, рефераты, коллоквиумы, а тут еще полная соблазнов Варшава, само собой, выкроить время для занятий физкультурой не получается.

Марек любуется длинными мускулистыми ногами пани Анджеевич. Кожа у Евы на удивление смуглая, бронзового оттенка, и Мареку приходит в голову, что пани всю зиму ходила в солярий. У Евы широкие бедра, маленькая грудь и ослепительная улыбка.

— Итак, что я от вас хочу. Первое — подтягивание на турнике, для барышень пять раз, для молодых людей — десять. Второе — прыжок через козла. Третье — канат. И потом бег. Вот, собственно, и все.

Ева Анджеевич смотрит смеющимися глазами на стоящих перед ней первокурсников, потом оглядывается на гимнастического козла, делает шаг — другой и переходит на бег трусцой. Подошвы её спортивных тапочек легко стучат по крашеному полу. Ева подбегает к козлу, подпрыгивает, упирается руками в корпус гимнастического снаряда и разводит ноги в стороны.

— Хоп! — говорит негромко пани Анджеевич и перепрыгивает через козла.

Студенты нестройно хлопают в ладоши.

— Спасибо, но это несложно, — говорит Ева Анджеевич, сверкая белозубой улыбкой. — А вот для лазания по канату нужен навык, да и мышцы должны быть тренированными. Я покажу, как это делать. Подойдите ближе…

Пружинистой бодрой походкой пани Анджеевич направляется в угол зала. Под свисающим с потолка толстым канатом на полу лежит спортивный мат. Переговариваясь в полголоса и посмеиваясь, студенты идут следом. Марек украдкой поглядывает на ножки панночек. Сколько раз Марек мысленно раздевал их взглядом, когда шел следом по гулкому коридору мимо закрытых дверей аудиторий. Сегодня на занятии физкультурой все студентки из его группы были в спортивных шортах. У многих панночек ноги оказались худыми, как палки, а у других были толстые и ровные, словно сардельки. Нет, конечно, Марек нашел парочку красивых стройных ножек с тонкими щиколотками и узкими коленками, но Ева Анджеевич выигрывала в этом конкурсе с космическим счетом.

— Для того чтобы лазить по канату нужно попеременно использовать руки и ноги, — объясняет пани Анджеевич. — Сперва вы хватаетесь за канат руками и подтягиваетесь. А потом сжимаете канат ногами и перехватываете руки выше и снова подтягиваетесь… Вот так… Смотрите, ничего сложного! И еще раз…

И Ева Анджеевич непринужденно и легко поднимается по канату к потолку. Марек стоит, задрав голову, и смотрит, как под гладкой бронзовой кожей ходят мышцы, он не может оторвать взгляда от рельефных икр и крепких ляжек пани Анджеевич. Его член поднимается и топорщит шорты, приходится прикрыться руками.

Поднявшись по канату на самый верх, пани Анджеевич хлопает ладонью по потолку.

— Всем понятно? — спрашивает она и смотрит вниз на студентов. — Кто-нибудь хочет попробовать?

После зачета Марек выходит из раздевалки последним, он спускается по трем ступенькам и заглядывает в приоткрытую дверь спортивного зала. Пани Анджеевич о чем-то разговаривает со студенткой. Студентку, если Марек не путает, зовут Злата. Эта невысокая и полная панночка со светлыми как солома волосами, собранными в два хвостика, словно у школьницы. Марек тогда еще подумал, что ей только бантиков не хватает. Положив мускулистую смуглую руку Злате на плечо, Ева ведет студентку к дверям спортивного зала. Вздохнув, Марек уходит. Он поднимается по степеням и, распахнув тяжелую двустворчатую дверь, проходит через холл. Он останавливается возле окна и стоит, ничего толком не видя перед собой. Мареку не дает покоя мысль, что сейчас, в эту самую минуту Ева Анджеевич сидит сейчас на скамейке в раздевалке, она уже сняла спортивные шорты и теперь стаскивает через голову майку с гербом Варшавского университета. Эрегированный член Марека топорщится в штанах. С тоской Марек оглядывается по сторонам — в сумрачном холле он один, только с лестницы, ведущей на второй этаж доносятся приглушенные голоса. Тогда Марек возвращается к высокой двустворчатой двери с матовым стеклом, за которой находятся раздевалки и спортивный зал. Шагнув за порог, он проходит по короткому коридору и останавливается возле женской раздевалки. Марек берется за ручку и, надеясь, что дверь не скрипнет, самую малость её приоткрывает так, чтобы можно было заглянуть в щелку. Марек ничего не может с собой поделать, ему до чертиков хочется увидеть Еву Анджеевич голой.

Прижавшись щекой к дверному косяку, Марек одним глазом заглядывает в женскую раздевалку. Это прямоугольное помещение со стоящими вдоль стен шкафчиками, кафельным полом, выложенным черной и белой плиткой, как шахматная доска и двумя лавками, стоящими посредине. Под потолком горят лампы дневного света, на одной из лавок сидит пани Анджеевич в узеньких черных трусиках и майке с гербом университета.

Возле лавки, понурив голову, стоит Злата.

— Вы же видели, я не могу залезть на этот чертов канат! У меня руки соскальзывают, — со слезами в голосе жалуется студентка.

— Вам нужно больше тренироваться, Злата, — замечает Ева Анджеевич.

— Но пани Анджеевич, на той неделе начинается сессия. Если я не получу зачет, меня попросту не допустят до экзаменов.

— Вам следовало ходить на мои занятия в течение года. Впрочем, если у вас не получается залезть на канат, попробуйте сдать мне другой зачет.

— Какой еще зачет? — спрашивает Злата с надеждой.

Ева Анджеевич улыбается Злате и раздвигает свои крепкие загорелые ножки. Опираясь одной рукой о скамью, она откидывается немного назад. Другую руку пани Анджеевич опускает между бедер и сдвигает в сторону узкие черные трусики. Стоя на пороге женской раздевалки, Марек видит белый пах Евы Анджеевич, её коротко побритые лобковые волосы и припухшие и приоткрытые половые губки.

— Вам всего-то нужно немного поработать язычком. Уверяя вас, пани, это гораздо приятнее, чем лазить по канату.

— О господи… — шепчет Злата и прижимает ладони к пылающему лицу. — Нет, вы не можете так со мной поступить! Это гадко! Это… В конце концов…

— Так вам нужен зачет или нет? — хмурится пани Анджеевич.

— Да, мне нужен этот чертов зачет, — всхлипывает Злата. — Но я не стану этого делать. Я порядочная девушка!

— Ну, тогда ступайте в зал и лезьте на канат.

— Вы пользуетесь моим безвыходным положением! Как вы можете… Как же это… — у Златы из глаз катятся слезы.

— Не понимаю, почему вы на меня обижаетесь, — удивляется Ева Анджеевич. — Ведь я просто пыталась вам помочь. Я подумала, что будет глупо вылететь из университета из-за какого-то дурацкого зачета по физкультуре. Правда же, глупо?

Злата кивает и утирает слезы рукой.

— И потом это же не бог весть что, — продолжает Ева Анджеевич, глядя на панночку с улыбкой. — Многие мужчины были бы счастливы оказать мне любезность такого рода. Решайте быстрее, Злата. Скоро за мной зайдет муж, и мы уйдем обедать.

— Я никогда не делала этого раньше, — говорит Злата чуть слышно, глядя в пол.

— Я вас научу, — обещает Злата. — Но, если вы хотите получить сегодня зачет не стоит терять попусту время.

Не поднимая головы, Злата подходит к Еве Анджеевич. Чуть помедлив, она опускается на колени. В синевато-белом льющемся с потолка свете гладкие бедра пани Анджеевич поблескивают, словно покрытые лаком. Ева Анджеевич кладет свою крепкую бронзовую от загара руку панночки на затылок…

Возбуждение захлестывает Марека, словно приливная волна. Ему становится нечем дышать. Помещение раздевалки с шахматным полом, залитое холодным люминесцентным светом качается и плывет у него перед глазами. Марек выпускает из рук дверную ручку, и дверь в раздевалку начинает медленно открываться. Плечи пани Анджеевич вздрагивают от протяжного скрипа дверных петель. Она поднимает голову и видит Марека, стоящего на пороге раздевалки. Глаза Евы Анджеевич широко распахиваются, она отталкивает от себя Злату, и панночка падает на пол. Марек успевает увидеть удивленное и испуганное лицо студентки и её блестящие губы. Придя, наконец, в себя Марек захлопывает дверь раздевалки. Он пятится по коридору и вдруг налетает спиной на какое-то препятствие. Испуганно охнув, Марек оборачивается. За его спиной стоит декан факультета журналистики пан Кароль, он же муж Евы Анджеевич. От возмущения у пана Кароля топорщится борода.

— Потрудитесь объяснить, пан Дембицкий, что вы здесь делаете?! — спрашивает декан, нависая над Мареком, словно утес.

Марек горько усмехается, глядя сквозь ветки на мокнущее под дождем село на том берегу реки. Он хорошо помнит, какую форменную истерику закатила Ева Анджеевич, выскочив следом за Мареком из женской раздевалки. Со слов пани Анджеевич выходило, что Марек подглядывал, стоя за дверью, пока она и Злата переодевались. Пан Кароль был взбешен. Сперва он хотел поколотить Марека, а после заявить в полицию. Но Ева, улыбаясь, словно ангел нашептала ему что-то на ушко, и судьба Марека была решена.

Марек и сам не заметил, как прошел сосновый бор насквозь и вышел к реке. В селе ему делать нечего, теперь Катаржина там не живет. Марек вздыхает и идет вниз по раскисшей от дождя проселочной дороге. Скоро река превращается в запруду, и Марек, недолго думая, сворачивает на старую дамбу. Дамба заросла репейником и крапивой, чтобы не соврать, в рост человека. По ней мало кто ходит, и тропинка едва угадывается в траве. Возле заброшенной мельницы Марек в растерянности останавливается. Он и сам не знает, зачем сюда пришел.

Сложенная из тесаного камня мельница похожа на невысокую башенку. У нее два этажа и островерхая кровля, крытая камышом и глиной. Одна створка ворот распахнута настежь, покосилась и углом ушла в землю. Вторая чуть приоткрыта. В помещение первого этажа сквозь маленькое оконце льется скудный свет непогожего летнего дня. Марек видит мельничные жернова из песчаника и большую проржавелую шестерню, посаженную на ось, проходящую сквозь внешнюю каменную стену. Вдоль другой стены на второй этаж ведет узкая лестница. Снаружи мельницы Марек видит сарай с провалившейся крышей, стоящий в кустах ольхи. Марек подходит ближе к распахнутым воротам. Теперь он слышит, как громко шумит сток запруды, по которому бежит в овраг за дамбой речная вода. Тяжелое мельничное колесо, собранное из двух металлических ободьев и дюжины выструганных из дуба лопаток, медленно вращается в речной воде. Рядом с мельничным колесом сооружен для какой-то надобности деревянный мосток.

Недолго думая, Марек заходит в распахнутые ворота мельницы. Он видит сор и бурую прошлогоднюю листву, лежащую на дощатом полу. У стены стоит стол, с заросшими грязью плошками и черепками, а в углу свалены мешки со сгнившим зерном, покрытые пятнами плесени и поросшие худосочными поганками. На второй этаж никак не подняться, поперек лестницы лежит тяжелый с виду ларь, да и сама лестница выглядит не очень-то надежной.

Марек обходит жернова и останавливается возле окна. Из окошка мельницы ему видно всё тоже — запруда, изгиб реки, село на косогоре, всё это похоже на серенький набросок карандашом.

Варшава осталась где-то далеко, сгинула в серой дымке дождя, словно в жизни Марека и не было никогда этого сказочного старого города. Марек стоит, привалившись плечом к стене, и грезит наяву. Он видит сидящую на лавке пани Анджеевич. Её голые мускулистые ноги раздвинуты в стороны. Марек опускается на колени на уложенный черной и белой плиткой пол в женской раздевалке. Он видит гладкий бронзовый живот Евы и её белый пах, и черные вьющиеся лобковые волосы.

— Тебе нужно сдать зачет, — смеется Ева и лукаво смотрит на Марека. — А иначе тебя не допустят к сессии.

Марек не может с собой совладать. Он расстегивает пуговицу на поясе брюк и ширинку и лезет рукой в трусы. Его горячий эрегированный член будто сам прыгает в руку.

Марек словно находится в двух местах сразу — стоит возле окна в заброшенной мельнице и пытается сдать зачет по физкультуре Еве Анджеевич в далекой Варшаве.

Пани Анджеевич кладет ему руку на затылок и заставляет его прижаться лицом к своей промежности. Уши Марека касаются гладких ляжек Евы. Он трется лицом о лобковые волосы пани Анджеевич. Марек впивается губами в распухшие приоткрытые половые губки Евы. Марек целует её вульву, его язык проникает между губок в солоновато-сладкую и вязкую смазку. Он слышит, как Ева хрипло смеется и стонет. Её сильные пальцы ерошат Мареку волосы и впиваются в затылок.

Член дергается у него в руке и выстреливает семенной жидкостью. Марек коротко и неразборчиво вскрикивает каким-то чужим, непохожим на свой, голосом.

Привалившись спиной к стене, он медленно сползает на пол.

— Ева, — бормочет Марек чуть слышно. — Ева…

Его семя словно лужица жидкого жемчуга лежит на пыльном дощатом полу. Минуту-другую Марек сидит в забытье. Мелкий, как крупа дождь залетает в оконный проем и сыплет ему на лицо. А потом сквозь навалившуюся дрему он слышит чей-то протяжный стон. Словно кто-то проснулся от очень долгого и тяжелого сна. Марек слышит этот стон, так явственно, будто тот, кто стонет, сидит рядом с ним на расстоянии вытянутой руки. Марек поднимается на ноги и испуганно оглядывается по сторонам. Но на заброшенной мельнице никого нет, только серые тени как паутина развешаны по углам, да шуршит по крытой камышом крыше нескончаемый дремотный дождь.