Прямо в чудеса. В двух шагах от сказки

В комнате уже вовсю царствовали вечерние сумерки, затемняя отдалённые уголки жилища, и поэтому ребята ничего не могли разглядеть. Очевидным было только то, что в домике кто-то есть кроме них. И теперь к тому самому странному звуку, издававшемуся, оказывается, ничем иным, как заевшей старой грампластинкой с надписью «А. Вивальди» на наклейке, добавилось ещё и чьё-то сопение в углу, которое периодически сменялось негромким храпом. Как ни странно, но этот звук не испугал их, скорее наоборот — успокоил. Так и хотелось лечь где-нибудь и уснуть.

Но ложиться в чужом доме без приглашения хозяев не хотелось, исходя из двух соображений: и неприлично как-то, да и опасно к тому же. Поэтому Саша сжал покрепче руку сестры и… перешёл к активным действиям — кашлянул, надеясь быть услышанным. Но сопение, не обращая никакого внимания на посторонние звуки, продолжалось в прежнем размеренном ритме, навевая дрёму на окружающих.

Мальчик кашлянул громче — тот же результат. Но тут Аня, крутясь на месте в попытке разглядеть того, кто сопел в тёмном углу, задела ногой что-то. Сама она, пользуясь поддержкой руки своего брата, удержала равновесие и осталась на ногах. А вот это «что-то» грохнулось на пол. При этом звук был таким громким, что его, как показалось ребятам, услышали даже на другом конце леса.

В дальнем углу домика послышалось какое-то шевеление, а потом послышался надтреснутый старческий голос:

— Кто здесь?

— Это мы… — чуть слышно пробормотал Саша, не зная, как себя вести в подобной ситуации. До сих пор ему не приходилось бывать в чужом доме в тот момент, когда хозяева спят.

— Кто это «мы»? — проскрипело в углу.

— Мы — это я и моя сестра Аня, — ответил мальчишка уже смелее. Голос из темноты показался ему совсем не злым, и он почувствовал себя намного уверенней. Но руку сестры Саша по-прежнему крепко сжимал в своей ладошке. Причём, было непонятно — это он сестру бережёт от страха или сам пытается от него спрятаться.

— Сейчас увидим, — послышалось из угла. Затем раздался какой-то шорох, и вдруг помещение внутри озарилось каким-то тёплым голубоватым светом. И ребята увидели, что перед ними, на странной резной кровати (такие, наверное, делались ещё в глубокую старину) сидел благообразный старичок с припухшим от сна лицом.

Прежде всего, обращала на себя внимание его огромная седая шевелюра, очень напоминающая старые парики, которая, вместе с такой же бородой, окружала лицо белым ореолом. Да и само лицо было очень светлым — из-за толстого слоя пудры на нём. Из-под густых бровей на ребят смотрели удивительно добрые глаза.

А над ним, в изголовье кровати, висели часы с маятником на цепочке. Только маятник этот застыл в каком-то странном положении — отклонившись в сторону от вертикальной оси. Рядом, на полочке, лежала старинная скрипка и такой же смычок. Вроде бы ничего особенного в них не было, и всё же они привлекали к себе внимание. Видно было, что мастер, их изготовивший, потрудился на славу и вложил душу в своё дело.

На противоположной стене висели четыре старинных портрета в красивых резных рамах. На одном из них была изображена строгого вида старуха в белых одеждах и старомодном белом же парике. От неё так и веяло холодом. Как будто ты стоял не перед картиной, а перед открытой дверью морозильной камеры.

Рядом висел портрет стареющей женщины, выполненный в ярких, жёлто-красных цветах. Но, несмотря на яркость красок, женщина выглядела унылой. Да и сама картина не вызывала особой радости. Скорее наоборот — хотелось отвернуться от неё и идти дальше.

Со следующей картины присутствующим улыбалась молодая задорная девчонка в зелёном платье, с распущенными волосами. Даже на картине видно было, что в глазах пляшут огоньки.

Ну и наконец, завершал ряд портрет женщины, на вид — лет тридцати, с серпом в руках и в венке из колосьев пшеницы, с усталым, но довольным лицом.

А на стене напротив входа висела ещё одна картина. Но что на ней было изображено — детям не удалось рассмотреть. Какая-то немыслимая круговерть красок…

Но тогда брат с сестрой не обратили на это внимания и продолжали разглядывать старика, на котором была красивая накидка, вся покрытая узорами из нотных знаков, из-под которой кроме головы видны были только руки — с длинными сухими пальцами. На столике перед ним стояло что-то, очень напоминающее обычную стеклянную банку. Из неё-то и шёл этот непривычный свет. Видя интерес ребят к содержимому банки, старик спросил:

— Вы что, никогда светящихся бабочек не видели?

— Бабочек? — в один голос переспросили брат с сестрой и, осмелев, подошли поближе. В банке действительно сидела почти обыкновенная бабочка. Только в отличие от тех, которых они привыкли видеть дома, эта была значительно крупнее и достаточно ярко светилась тем самым голубым светом.

— Она настоящая? — спросила Аня, протягивая руку к банке.

— Конечно, настоящая, — ворчливо ответил старик, отодвигая банку на другой край стола. — А вы, я так понимаю, не местные. Но откуда вы, если понятия не имеете даже о бабочках?

— Мы… — Саша попытался что-то сказать, но не знал — как объяснить их перемещение. — Мы из города.

— Из города? — переспросил старик. — Не из того ли вы мира, где люди живут в огромных скоплениях высоченных коробок и могут перемещаться по земле и над землёй быстрее птицы?

— Наверное, оттуда, — ответил Саша. — А здесь разве городов нет?

— Нет, нам здесь хватает места построить каждому отдельный домик в соответствии с его потребностями — будь то одна из наших цариц или хотя бы ваш покорный слуга, — и старичок ловко поклонился ребятам.

— Цариц? А разве их несколько? — удивилась Аня.

— Конечно, у нас их целых четыре: Госпожа Зима, Госпожа Весна, Госпожа Лето и Госпожа Осень. У каждой из них свой дворец со своими обычаями и придворными.

— Как же они не ссорятся, ведь они такие разные? — удивился Саша.

— Ну почему не ссорятся? Ещё как! Особенно строгая старушка-Зима с жизнерадостной девчонкой Весной. На границе их участков очень часто происходят самые настоящие сражения, когда завывающие метели холодной старухи сталкиваются с обезоруживающим молодым теплом шустрой и непоседливой девчушки.

— А почему?.. — начала было Аня, но старик не дал ей досказать:

— Так, молодёжь, давайте спать ложиться! Мы ещё успеем с вами наговориться, когда на свою прогулку по небосводу выйдет сестрица Солнце. Но пока на небе её младшая сестра Луна, нам надо отдохнуть. Не любит она, когда за ней подглядывают.

— Дедушка, подождите, а как вас зовут? — Ане уже начинал нравиться этот старик.

— Во-первых, не «вы», а «ты» — у нас здесь не принято «выкать». Уже только поэтому все смогут узнать, что вы не местные. А это некоторым может не понравиться. Ну и во-вторых, зовут меня Антонио, Антонио Вивальди, — ответил старик.

— Но вы… ты же… — замялся Саша. Он уже слышал от мамы, да и в школе, что жил когда-то такой композитор.

— Да, ты прав, мальчик, я жил среди вас. Сочинял музыку, которая очень нравилась людям. Но так было только до тех пор, пока я верил в чудеса. И эта вера долго во мне жила и помогала творить. Но потом, в один прекрасный день, я почувствовал себя очень уставшим и захотел от всего отдохнуть. Несмотря на приближающийся праздник — Новый год. Только я прилёг, как раздался стук в дверь. Поднялся я, открываю, а на пороге стоит улыбающийся дед с огромной белой бородой и ещё большим мешком за плечами…

— Дед Мороз! — захлопала в ладоши Аня.

— Да, это был он, — продолжал старик, — но я его не узнал, погружённый в свои мысли. И вот он спросил меня:

— Проси что угодно, Антонио, любое чудо могу сотворить для тебя!

— Ничего я не хочу, — отмахнулся я. — Разве что долгой спокойной старости…

— Что ж, будь по-твоему, — ответил мне гость и вырвал из своей бороды волосинку. Потом дунул на неё по направлению ко мне и что-то прошептал. Вдруг всё вокруг завертелось в немыслимом хороводе и… Так вот я оказался здесь. Живу на окраине страны и с тревогой наблюдаю за тем, что время почти остановилось. Окружающие, и я в том числе, вроде бы и движутся, но из-за своего неверия они едва сдвигаются с места.

— Как это? — спросил Саша, внимательно слушавший рассказчика.

— Видите вот эти часы надо мной? — спросил старик, показывая рукой на стену.

— Конечно, у них ещё маятник завис в каком-то очень странном положении! — попытался похвастаться наблюдательностью Саша.

— Нет, мальчик, он не завис — часы идут. Только очень и очень медленно. К примеру, за то время, что я здесь, они сдвинулись едва на несколько делений. Хотя по обычным меркам, принятым в ваших краях, прошли столетия. Время в этой стране застыло, пока царствует Госпожа Зима.

— Но это же не навсегда, дедушка? — робко спросила Аня.

— Не называй меня дедушкой! Зови просто — Антонио, — возмутился старый музыкант.

— Хорошо, де… Антонио, — ответила девочка.

А старик продолжил:

— Когда-то, только попав сюда, я слышал пророчество одной очень старой ведуньи. Она сказала, что однажды настанут времена, когда Госпожа Зима попытается заморозить всё вокруг, чтобы единовластно править здешним миром. И тогда вступить Весне в свои права помогут чужестранцы, попавшие в нашу страну, как ни странно это прозвучит, за своё неверие в чудо. Но смогут что-то изменить они только тогда, когда распрощаются со своим неверием.

— Но неужели здесь нет никого, кто смог бы победить Зиму? — спросила Аня.

— Утром я вам покажу гору, на которой живёт Дух Природы, — сказал Антонио. — Кстати, это его портрет висит против входа. Но разглядеть того, кто на нём нарисован, сможет только тот, кто найдет силы справиться с бушующими внутри самого себя страстями. Тогда и краски на картине сложатся в надлежащий узор.

На какое-то время в домике воцарилась такая тишина, что слышно было, как где-то под половицей скребётся мышь. А потом старик продолжил:

— Так вот этот Дух может всё изменить, но предпочитает не вмешиваться, наблюдая за происходящим с высоты.

Но Аня всё никак не могла успокоиться:

— А если…

— Никаких «если», — перебил её хозяин домика. — Пора спать. Вы и так меня заговорили. Возле противоположной стены кровать пошире — там может лечь девочка, а ты, — он кивнул на Сашу, — ложись вон возле печи. Доброй ночи!

Он протянул руку и поднял со стола потрёпанную старую шляпу, на которую Саша и Аня внимания не обратили, посчитав за какую-то ненужную тряпку. А затем он этой шляпой накрыл банку со светящейся бабочкой, и в домике стало темно.