Под знаком OST. Книга 1

Убаюкивающий звук идущего на полной скорости эшелона, груженного народом, угоняемым в Третий рейх, действовал на всех усыпляющие. Народ спал на нарах, в углу женщина кормила годовалого ребенка грудью. Рядом, на ее коленях спал семилетний мальчуган. Он дергал мать за рукав, пытаясь согреться:

— Мамочка, мне холодно.

— Деточка, спи! Ехать долго.

Рядом с ней смешно копошились еще два ребенка, отбирая друг у друга кусок хлеба, а их мать, плотная женщина с восточным разрезом глаз и красным платком на голове, пробиралась через лежащих на полу людей, отмечая в списке людей, едущих в вагоне.

Клочок бумаги, выданный ей обер-ефрейтором, был не так уж велик, она с трудом рассматривала фамилии, освещая пространство вокруг себя керосиновой лампой. Фитилек еле теплился, язык казашки быстро почернел от химического карандаша, который она периодически облизывала, чтобы поставить очередную галочку.

— Имя, фамилия, национальность.

— Иванова Татьяна, русская

— Так, хорошо… Иванова Татьяна.

Через какое-то время казашка добралась и до Муси, сидевшей в другом углу вагона. Она подошла к Марии и Розе, вертлявой черноволосой девушке. Та посмотрела быстро на нее своими синими глазами и быстро начала копаться в своем вещмешке.

— Имя, фамилия, национальность.

— Мария.

— Что Мария?

— Мария Растопчина, русская.

Казашка с интересом посмотрела на девушку со звучной, почти дворянской фамилией. Тонкий профиль Муси, высокий лоб, большие глаза, руки с тонкими запястьями, тонкая фигурка явно выделяли ее среди общей массы женщин с безликими и простыми лицами, грубыми, мозолистыми руками, тучными фигурами. Ей подумалось: откуда взялась такая краля в этом вагоне?

Но додумать мысль она не успела, в списке значилось: Мария Растопчина. Казашка поставила галочку и обратилась к соседке Муси, черноволосой, кудрявой девушке с выразительными глазами и носом с горбинкой.

— Имя. Фамилия. Национальность.

Неожиданный ответ казашку удивил:

— Национальность. А чо це такое национальность?

— Это, милая, что у нас снаружи пропечатано…

— Ах, снаружи. Ну, проверяй. Розалия Ивановна Коноплянина. Грузинской национальности.

Казашка находит имя Розы в списке, смотрит на нее внимательно, хмыкает:

— Грузинской? Это ты им рассказывай. Пишу — жидовка!

Казашка идет отмечать людей дальше по вагону.

— Я грузинка! Поняла? У меня мать грузинка, а отец русский.

Казашка ушла в другой угол вагона:

— Заливай, заливай. — Обращаясь к сидящим девушкам: — Имя. Фамилия. Национальность.

Полная женщина с простым лицом с трудом называет свое имя:

— Семенова Дарья Викторовна.

Роза ворчит, садится ближе к Мусе. Муся слушает ее невнимательно, а Роза произносит с нажимом:

— Дура узкоглазая. Думает, что я еврейка. (Мусе) Я похожа на еврейку? Ну, посмотри на меня? Похожа?

Муся смотрит на соседку, пожимает плечами. Неожиданно у нее чешется голова. Она запускает руку в волосы, вылавливает черную маленькую вошь, смотрит на нее удивленно:

— Какая разница! (смотрит на вошь) Ой, что это?

— Это вошики! — улыбается Роза, увидев Мусино перекошенное от отвращения лицо. — А ты что думала? Между прочим им тоже в Германию охота.

— Что значит тоже?

— Слушай, а ты откуда такая взялась, а?

— Из Москвы.

— Откуда?

— Из Москвы.

Роза хмыкает, толкает Мусю в бок, хохочет. В противоположном углу слышен шум. Кто-то отказался, так же как и Роза, называть сразу национальность казашке. И с чего у нее вдруг такие вопросы? Казашка не призналась, что сама подбежала к обер-ефрейтору и просто вымолила дать ей список из вагона и назначить старшей, чтобы спасти своих детей. По счастью обер-ефрейтор понимал русский язык, а восточная женщина казалась ему надежным человеком. Смотрящим был положен двойной паек, казашка же, уже поработавшая в своей собственной деревне на новую власть, отлично знала, что послушание, пунктуальность и доносительство щедро вознаграждались в Третьем рейхе:

— Я тут пока главная. Назначили. Так что отвечайте. Имя, фамилия, национальность.

Женщина с курносым лицом ответила быстро:

— Тетеновы Прасковья и сын Иван. Русские.

— Ага, Тетенов Иван, Тетенова Прасковья!

Казашка с лампой, в которой мерцал огонь, ушла совсем далеко от Мусиного места на нарах. Угол, где располагались девушки, Муся и ее соседка Роза, погрузился в полную темноту. Лишь огни железнодорожных станций, которые проезжал эшелон, на короткое время вырывали из темноты бледные лица и глаза. Муся, чтобы как-то успокоиться, начала мурлыкать песню. Все того же Шуберта, на немецком: «Песнь моя летит с мольбою…»

Роза посмотрела на нее удивленно. Ее новая знакомая знает немецкий, и неплохо судя по всему: хорошие знания наверняка пригодятся. Она уже хотела вслух высказаться по этому поводу, но на них зашикали. Ничего не оставалось, как заснуть.

Муся закрыла глаза и вскоре уснула. Ей снилась Москва, огни родной подмосковной дачи, мама, бабушка, сестры. В самом конце приснился папа Василий Андреевич, который еще раз произнес вслух пророческие слова: «Свобода — это не хаос, но воля к истине и порядку. Свобода — это стойкость и решимость до самой смерти. Свобода — это величайшая верность истине». Затем исчез и он. Муся провалилась в черную яму глубокого, тревожного сна.

Очнулась она нескоро. Сквозь узкие окна в вагон проник луч солнца. Тишина подсказывала, что поезд стоит.

Роза, закопошилась в углу, первая выглянула в оконный проем. По шпалам топали два немецких солдата с большой железной бадьей в руках. В руках одного из них блестел половник. В руках другого был мешок с хлебом:

— Давай начнем со второго вагона. Здесь едут военнопленные.

— А вагон будет открываться?

— Нет. Не положено, а то убегут.

Роза улыбнулась, кивнула заспанной Мусе.

— Муся, есть дадут!

Рядом проснулся семилетний мальчик и быстро заканючил, дергая свою маму за рукав:

— Мама, есть дадут сейчас.

Казашка, оттолкнув Розу от окна, выглянула наружу. Немцы с бадьей шли мимо их вагона:

— Ага, сейчас…

Однако в закрытую дверь вагона неожиданно застучали кулаком. Казашка спрыгнула с нар, подбежала к деревянному щиту, отделявшему пространство теплушки от железнодорожного перегона, и застучала кулаками в ответ: «Есть хотим!» Немецкие солдаты, услышав стук кулаков внутри вагона, решили остановиться. На вагоне была отметка: женский вагон, остовцы. По правилам, дверь этой теплушки они могли открыть спокойно, не опасаясь нападения. Однако немецкая охрана передвигалась с винтовками наперевес. Бадья с похлебкой была тяжелая, норма была рассчитана ровно на одного человека: 100 грамм свекольного супа плюс 30 грамм ржаного хлеба в руки. Кормить более нормы было запрещено по медицинским расчетам. Рабочую силу с Востока кормили так, чтобы они не умерли от голода, но и не переедали. Немецкий солдат рванул на себя задвижку двери:

— Постучи им. Они сами распределят.

— Эй, русские, ешьте, это ваш обед

В проеме появилась толпа, впереди которой выделялась казашка. Немецкие солдаты:

— Эй, русские свиньи. Вот ваше пойло. И хлеб.

Солдат раскрыл мешок с хлебом и начал кидать куски в толпу. Толпа зашумела, началась давка и драка. У солдат это вызвало смех:

— Ловите, девушки. Ха, ха! Смотри, какая драка! Ну, скот, чистый скот. (громко) Хватит галдеть!

Однако гвалт только усилился. Драка за хлеб была нешуточная. Казашка вцепилась в волосы Розе, досталось даже Мусе, которой наступили на руку:

— Ой, мамочки, на руку мне наступили!

— Да, отойди ты! Я тут главная!

— Ах ты дура узкоглазая! Я тебе покажу главную!

— Отпусти меня!

— Ах ты!

Роза и казашка дрались не на шутку, вырывая из головы друг друга волосы. Девушки, которым удалось оттеснить их внутрь вагона, тянули руки к немецким солдатам, выпрашивая хлеб. А те уже вовсю разливали суп в алюминиевые миски выстроившейся у железной бадьи очереди.

— Мне хлеба, мне! Это я есть хочу.

— Держи, вот и мне кусок перепал!

Русоволосая девушка отпихивает рыжую кудрявую девушку от проема теплушки. Солдаты хохочут, протягивают им еще хлеб, однако драка не утихает:

— Отойди, дура. Отойди.

— Сама отойди.

Женщина с грудным ребенком спрыгивает на платформу, подходит поближе к бадье с супом. За ней на платформу прыгает семилетний ребенок:

— Мама, мамочка, я есть хочу…

Ребенок канючит монотонно, дергает мать за юбку. Мать оборачивается к солдатам, жестами показывает на грудного ребенка и ребенка рядом:

— Эй, солдатики, дайте еще, я есть хочу.

Солдаты хохочут, наливают ей супа в миску из большой бадьи. Внезапный звук заходящего на крутой вираж советского «кукурузника» прерывает их беседу. Немецкие солдаты аж приседают от страха. Однако спрятаться под вагон не успевают, слышен вой падающего снаряда, и вот почти в ста метрах от них раздается взрыв.

Толпа женщин визжит, кто-то прячется в вагон, кто-то прыгает из вагона. Солдаты бросают бадью, направляя винтовки на пленниц. Один из них закрывает дверь на железную задвижку, запирая в вагоне несчастных узниц:

— Закрывай вагон. Кончай! Надо их быстро накормить.

Однако на перроне начинается паника. Соседний вагон горит, и даже винтовки, направленные на будущих остовок, не могут их заставить погрузиться в свой вагон. Звук летающего «Мессершмитта» затихает вдали, и вот уже немецкий офицер ведет колонну солдат для тушения пожара.

По счастью эшелон встал недалеко от железнодорожной станции в районе Бреста, и воду в колодцах еще можно было найти, чтобы затушить разбушевавшийся пожар. Крики живых и стоны покалеченных перекрывает бравый возглас немецкого офицера:

— Затушите пожар, организуйте перекомпоновку вагонов. Нужно составить списки на немецком. Для отчета. И отметить погибших.

Немецкий солдат отдает честь офицеру и бежит к соседнему вагону мимо ряда людей, передающих друг другу ведра с водой для тушения пожара. Кто-то стаскивает вниз окровавленные трупы, кто-то помогает перебраться в другие вагоны оставшимся в живых.

В полной темноте вагона Роза тащит Мусю к выходу:

— Муся, мокрый платок приложи ко рту. А то угорим.

Муся следует совету, но закашливается. Женщины колотят по закрытой двери вагона:

— Ой, мамочки! Соседний вагон взорвали. Горим.

— Дым, дым, задохнемся, сволочи… Откройте!

Роза берет Мусю за руку, тянет из вагона:

— Мы однажды с дедом горели, я осталась одна в доме, и он тоже тряпочку намочил водой, и мы дышали. А так бы угорели бы.

А тем временем на перроне оставшиеся в живых строились в колонну. Часть женщин, оставшихся в живых, построились в шеренгу. Немецкий солдат ходил вдоль строя, поторапливая остовок.

Неожиданно открывает дверь вагона Муси, показывает жестами, чтобы они выходили на перрон:

— Идите, быстрей, шевелитесь. Надо грузиться в вагоны.

Девушки радостно покидают дымную теплушку, выстраиваются в две колонны. В первом ряду те, кто выжил после взрыва, во втором — девушки из вагона Муси Растопчиной. Многие еще кашляют:

— Родимые, чуть не сгорели…

— Как мы выжили, ведь соседний вагон сгорел дотла…

Солдат ходит вдоль строя, смотрит на девушек и неожиданно на ломаном русском обращается к строю:

— Кто составлять новый список?

— Я, я, я уже составляла списки. Я главная!

Казашка выходит вперед перед строем. Однако Роза неожиданно толкает вперед Мусю, дергает за рукав солдата:

— Герр офицер, моя подруга отлично знает немецкий.

— Где она?

Роза оборачивается, но Муси рядом нет. От дыма и переживаний ее неожиданно затошнило. Муся отбежала к соседнем вагону, наклонилась низко. Ее действительно вырвало. Подбежавшая к ней Роза увидела бледную девушку и ее дрожащие, замерзшие руки с мокрым платком:

— Тебе плохо, что ли? Господи, пошли!

— Сейчас легче станет, пошли!

Роза тащит Мусю к строю. Толкает впереди себя прямо к немецкому солдату:

— Вот она, вот она знает немецкий язык, — шипит.

— Шпрехен, шпрехен зи дойч, дура!

— Да, я хорошо знаю немецкий…

Казашка злобно смотрит на девушек, затем отодвигает Мусю и Розу локтем:

— А я знаю зато, кто в вагоне сидел.

Она протягивает подошедшему немецкому офицеру список. Тот коротко его проглядывает, кивает, отдает солдату. Солдат жмет плечами, ему абсолютно все равно, кто будет руководить новой погрузкой. Суетливая казашка ему даже нравится, услужливая и быстрая:

— Грузитесь в тот вагон. И проверьте весь список.

Солдат идет дальше, а вдохновленная казашка взбирается на помост соседнего вагона, начиная руководить погрузкой:

— Подходим по очереди. Имя, фамилия.

Девушка в грязной одежде с пепелища из соседнего вагона робко произносит свое имя:

— Тучина Светлана

Казашка отмечает ее карандашом в списке, продолжая выкликать далее по очереди:

— Тучина Светлана, Пермякова Лида, Петрова Галина, Лазарева Настя, Иванова Паня, Розалия (видит входящую в вагон Розу) Ты куда? Ты не из этого вагона. Поняла?

Роза даже плюет от неожиданности. Приходиться идти в предыдущий вагон. На помосте появляется худосочная, в сером платке, с зелеными и водянистыми глазами девушка. Лицо Тони измазано золой, ресницы обгорели на пожаре:

— Я из этого вагона. Ну, что горел!

— Как твоя фамилия?

— Тоня Мальцева.

Тоня заходит внутрь нового вагона вместе с другими погорельцами. Однако места очевидно не хватает. Казашка машет ей рукой.

— Эй, ты из соседнего вагона, иди в наш. Здесь места нет.

Казашка хватает Тоню за рукав и тащит ее в вагон, где пищат ее собственные дети. За время перегруппировки людей в эшелоне сгоревший вагон уже отцепили и перегнали на соседний путь. Офицер машет рукой патрулю, делая знаки:

— Закрываете вагоны!

— Быстрей, быстрей. Садитесь в вагон!

Тоня залезает внутрь вагона. Казашка подходит к солдату, дергает его за рукав:

— По нужде пусти! И, Ганс! Как там будет по-немецки «в туалет хочу», — спрашивает она проходящую мимо Мусю.

— Ватерклозет битте.

— Ватерклозет битте.

Солдат смотрит на женщин смущенно. Машет в сторону соседнего состава, стоящего на путях.

— Пойдем со мной, Мария. Сделаем все по-быстрому.

Неожиданно из вагона выпрыгивает Роза. Она слышала разговор казашки с Мусей и решила присоединиться. Путь предстоял долгий, и «сходить на дорожку» было остро необходимо:

— По-быстрому не получится.

Женщины забираются под соседний состав и усаживаются рядком. Немецкий солдат отворачивается, он явно смущен, однако периодически посматривает в сторону пленниц, вдруг убегут:

— Что ты зыришь? А? Чтобы тебе в туалет сходить не дали на том свете!

К немецкому солдату подходит напарник. У него винтовка за плечами, солдат видит кисет в руках у Ганса:

— Эй, Ганс, у тебя закурить не найдется?

— Есть, но не спускай с них глаз!

Напарник оборачивается, обращая внимание на сидящих под вагоном женщин:

— Неудобно. Женщины все-таки.

Солдаты закуривают папиросу, отходят подальше. Неожиданно для Розы и казашки Муся дает деру. Казашка орет, что есть сил:

— Муся, ты что? Муся, Муся, ты куда? Стой.

Роза делает попытку ее догнать. Однако Муся бежит без оглядки. Казашка орет:

— Держи ее.

Она добегает до немецкого патруля, дергает их за рукава, указывая направление, в котором убежала Муся.

— Стой, стой, русская свинья!

Два крепких солдата в отличных кирзовых сапогах мгновенно догоняют Мусю, валят ее на землю, бьют ногами и даже прикладом, заламывая руки, оглушая и сбивая с ног. Быстро за волосы и ворот пальто оттаскивают Марию в вагон.

Через очень короткое время Муся приходит в себя. Она смотрит в одну точку неподвижно. Побег сорвался, а у девушки мрачное настроение. Роза дотрагивается до ее разбитой скулы:

— Что больно? Да?

— Больно…

— Вот дуреха! Господи, какая дура! Ну, куда ты дернула-то? От них не сбежишь. Пробовала.

Роза пытается приободрить новую знакомую. Казашка смотрит на них из другого угла злобно. Ей вовсе не нравится, что Роза, которую она сразу невзлюбила, шепчется с беглянкой.

— Эй, ты. Иди от нее подальше, вон к двери сядь, а то лучшие места занимаешь.

— Слышь, ты начальница! Давай не выступай! — видит рядом с казашкой Тоню: — Мальцева, иди к нам!

Тоня перебирается поближе к девчонкам. Казашка еще раз зло смотрит на них своими черными раскосыми глазами, начиная укачивать и укладывать своих детей.

— Давай, ты мой сладкий! Пей, пей!

Она осторожно дает отпить воды своей старшей из кружки. Тоня пристраивается к Мусе под бок. У нее такое же бледное лицо, в руках серый платок с головы. Видно, что девушка дрожит от холода. В вагоне прохладно, а Муся ежится и вспоминает про папино пальто, достает его из-под нижних нар.

— Ложись, накройся!

Муся накидывает на Тоню пальто, сама забирается под него же. Роется в кармане, находит домик из спичек и крестик рядом. Через короткое время к ним под пальто заползает и Роза. Чтобы не свалиться с нар, Мусе приходиться обнять ее:

— Вот умничка. Человек, девки, это самое теплое в мире одеяло, — она обнимает Тоню сзади. — Слушай, Мальцева, а ты вообще кто? А?

Тоня смотрит на Розу. Вопрос ставит ее в тупик:

— Я? Я человек, а так я в заводской многотиражке работала. Журналистом, стихи писала.

Муся удивленно смотрит на Тоню, откуда в провинциальной девчонке поэтические способности? Она присматривается к ней повнимательнее. Однако в свете керосиновой лампы, висящей в углу вагона, видны лишь два глаза и нос, вымазанный сажей:

— Стихи? Ух ты? Почитай!

— Давайте спать, девчонки.

— Нет, читай! А то я не засну.

Тоня вздыхает, вдыхает полной грудью, а затем с выражением начинает декламировать:

Как ласточка среди грозы и бури,

Страдаешь ты, когда гремит гроза,

но не сдаешься, голову понурив,

из глаз твоих не капает слеза…

Тоня продолжает читать. Муся слушает ее внимательно, однако коварный Морфей захватывает ее в свои сети, убаюкивая и качая на своих мягких руках. Через короткое время она тихо засыпает рядом со спящей Розой и Тоней. Мерно скрипят рессоры, покачивается керосиновая лампа в углу вагона, на деревянном потолке проносятся отсветы огней, пролетающих мимо железнодорожных станций. Наконец-то в вагоне устанавливается тишина. Лишь варган уныло звучит в руках казашки, убаюкивающей своих детишек.

Наутро первой проснулась Роза. Эшелон опять стоял на полустанке. Выглянув в окно, Роза увидела завалы, которые разгребали рабочие в черных робах со знаками в виде желтой звезды Давида на груди. Роза заметно мрачнеет, но затем присматривается: на обрушенном здании вокзала была видна надпись на польском — Щецин.

Рабочие разгребают кирпичи, складывают их на носилки и таскают в дальний угол за вокзал. Роза слышит их разговор:

— Мы сегодня работаем до какого часа?

— Допоздна.

Неожиданно среди завалов появляется красивая женщина в лисьих мехах. Это местная владелица кафе. Узнав о прибытии эшелона остов, она пришла к поезду, чтобы найти и нанять для себя рабочих: официантов и грузчиков. Пройдя мимо черных роб, она подходит к немецкому офицеру. Тот любезно целует ей руку, сопровождает ее до стоящих вагонов. Покупательница новой рабочей силы:

— Герр офицер, мне нужны еще работники.

Немецкий офицер кивает в сторону работающих на завалах:

— Этих больше дать не могу. Сегодня я их переправляю в лагерь.

Они подходят ближе к вагону. Муся выглядывает из окна вслед за Розой и видит черные робы и желтые шестиконечные звезды на груди:

— Роза, слушай, а что у них за знаки на одежде?

— Это, Мусь, евреи. А знак — звезда Давида. Символ веры.

— Евреи? (слово для девушки не очень знакомое) А что мы с ними не одно и то же?

— Нет, Мария, евреев фашисты убивают… Сразу, — кивает на работающих. — Эти выжили непонятно почему.

Проснувшаяся в дальнем углу казашка слушает их разговор:

— О, своих признала. По носу наверное.

Роза вспыхивает, спрыгивая с деревянной приступки:

— Ну, все. Я убью тебя, ты поняла меня? Тварь такая!

Роза бросается на казашку с кулаками:

— Ты чего? Чего?! Я грузинка, поняла? Грузинка! Ты понимаешь? Я грузинка, поняла меня?

Роза бутузит казашку. Та визжит, девушки их разнимают.

В самый разгар драки внешняя задвижка открывается, дверь в вагон распахивается. Покупательница в мехах и немецкий офицер заглядывают в вагон. Шум драки резко смолкает, девушки шикают на дерущихся:

— Могу дать вам славянок, не больше двух-трех.

Покупательница смотрит брезгливо на девушек. Немецкий офицер машет рукой, а патруль винтовками выгоняет остовок из вагона, выстраивая их в две шеренги. Покупательница внимательно их разглядывает:

— Сколько ни дадите, мне главное, чтобы покрепче. Мешки таскать, и чтоб честные были.

Офицер ходит с ней вдоль строя, указывая на лица славянок:

— Все славяне воры, предупреждаю.

Однако в вагоне Муси до сих пор потасовка. Роза пихает казашку, та визжит:

— Крыса, крыса…

— Отпусти, отпусти.

Патруль открывает и этот вагон, выгоняет прикладами всех, в том числе и Розу с казашкой. Все выходят с вещами, чемоданами, рюкзаками. У Муси в руках пальто. Немецкий офицер приглашает покупательницу к следующему вагону:

— Пройдемте к другому вагону. Там выберете их сами.

— Спасибо!

Покупательница внимательно смотрит на прислугу. Рассматривает каждую, тщательно заглядывая в рот, смотрит зубы, трогает бицепсы на руках. Особенно ей нравится высокая и стройная Муся:

— Мне в магазин нужно хотя бы три таких, мешки таскать.

— Как скажите, фрау!

Покупательница крепко берет Мусю за подбородок. Смотрит ей в зубы, однако Муся настроена агрессивно:

— Воровать будешь?

— Да!

Покупательница отшатывается. Муся настолько злобно на нее смотрит, что казалось, еще минута, и она ее укусит или ударит:

— Лучше такую не надо!

Покупательница еще раз внимательно осматривает строй. Чумазую Тоню, кудрявую Розу, казашку с детьми. Зрелище ее не вдохновляет:

— Тощие какие-то. А у меня в магазине мешки по сорок кило.

Роза, которая плохо понимает немецкую речь, обращается за помощь к Мусе:

— Че она хочет-то?

— Работников в магазин, мешки таскать.

— Буржуйка!

Покупательница доходит до казашки, берет ее за подбородок, крутит в разные стороны, смотрит в рот:

— Эта вроде бы покрепче, но с детьми.

Казашка от радости начинает коротко и быстро кланяться в пояс новой хозяйке. Но ее неожиданно отталкивает Роза:

— Данке, данке, фрау, киндер, — поднимает вверх ребенка. — Киндер! Я, я могу. Меня возьмите, — кивает на казашку, — та больная, а я могу!

Конец ознакомительного фрагмента.