Игорь

Мир может быть красив, если остановиться и посмотреть вокруг, если не надо бежать, спасать кого-то напуганного и несчастного.

Тот океан, Рьяный, был по-своему прекрасен. Мощь всегда влечёт и вызывает уважение, даже если нрав дурён. Отчего людям нравятся львы и тигры? Уж явно не из-за доброты души. Завораживает их грация, их блестящая гладкая шерсть, огромные лапы, кажущиеся мягкими, хоть и тяжёлыми. Сравнивать тигра с котёнком, всё равно что сравнивать океан с ванной. Океан — тигр. Обманчиво плавные движения, мягкие переливы изумрудно-синего, кажущаяся мягкость воды. Если не встретишь его лично, можешь и не узнать, что он хищник. Вот что такое океан.

В мире, где Игорь жил на постоянной основе, были океаны и пустыни, но здесь, на многие километры от здания Совета, простирались лиственные в основном леса, кое-где разбавленные холмами и болотцами. Из всех природных чудес, которые действительно если не захватывают дух, то по крайней мере вызывают уважение, была пара полноводных равнинных рек. Ничего особенного, но Игорю всё равно вполне нравилось здесь. Бессмертный никогда не чувствовал в себе неодобрения к объектам, созданным природой. Как бы скудна она ни была, как бы ни была разнообразна, Игоря она устраивала. В этой стране, этом городе, случались разнообразные температуры, а природа была умеренной.

За городскими пределами сонная дымка прохладного раннего утра, роса на травах, холодные ручьи, мнящие себя горными реками, сбегают с холмов. В этих буреломных лесах, расходящихся во всех направлениях, лесах, где днём темно, началась история бессмертных в этом мире. На заре эпохи здесь царил лес, и люди чтили его как божество, одновременно и доброе и злое. Землю у леса отвоёвывали пядями. Его рубили, он вырастал заново, и через год можно было снова браться за топор. Из леса в селение мог прийти разве что медведь, а больше бояться было некого. Так бы шло своим чередом ещё сотни лет, но на землю сошли Кир и Святогор. Мир встрепенулся, зашевелился. Лес ушёл на второй план — два племени вдруг выяснили, что они не единственные люди в лесу и ополчились друг против друга. С тех пор в темноте ночного леса боялись встретить незнакомого человека. Не человека.

Кир, прозванный колдуном, бесшумно бродил в лесах, никем не замеченным, сливаясь с листвой, неуловимо проносясь на лёгких как ветер ногах между стволами, не тревожа травинки подошвами. Он с усмешкой наблюдал в редкие просветы в листве за людьми, уверенными, что им ничего не угрожает. В этих местах гуляла смерть.

Люди из племени Кира боялись Святогора. Светлый Святогор не таился, как Кир, презирал его за охотничьи уловки, в сущности естественные для любого тёмного. О приближении Святогора узнавали заранее — страх оттого ничуть не становился меньше. Откровенный треск суши под тяжёлыми сапогами, взволнованный крик птиц приводили племя Кира в ужас.

Кир и Святогор сразу невзлюбили друг друга, если не сказать возненавидели. Лидеры по жизни, за какие-то десять лет они превратили скромные поселения родных племён, ещё не дошедших умом до сельского хозяйства, в города-крепости.

Узнав о великих войнах, которых не берёт смерть, к ним начали сходиться наиболее отчаянные, и тогда начались настоящие войны. Кир и Святогор бились неделями, месяцами, без продыха, без перерыва, самозабвенно, изо всех сил, пылко, отчаянно, бесполезно и безрезультатно, если не считать гибели людей.

Всё заканчивалось одинаково каждый раз. Кир и Святогор сходились в схватке один на один. Схватка могла длиться сутками — Кир обрушивал на врага скалы, Святогор поражал противника молниями. Не уставая, они бились на мечах, резались на ножах, по историям — на пахарском инвентаре, сжимали друг друга в удушающих захватах, по воспоминаниям же — даже пытались топить и травить, науськивать хищных тварей, но чаще всё же сходились в прямое столкновение.

Всё всегда кончалось одинаково — не кончалось. Почти одновременно обоим бессмертным надоедало сражение, и они расходились до поры до времени.

Однажды Святогор пришёл в бешенство после какой-то хитрости Кира. Его неуправляемая ярость явилась на землю в форме пламени, уничтожающего всё на своём пути. Огонь стремительно двигался к крепости Кира. Но Кир был в своём доме, рядом были его сыновья — тёмный бессмертный сумел отвести беду в сторону. Огонь пошёл на север, выгрызая лес начисто. К тому времени все уже забыли о лесе-божестве. Ему было не тягаться с бессмертными. Они его к тому моменту немало проредили.

По усыпанной золой земле Святогор и Кир пошли на север, разными дорогами, чтобы положить конец пожарищу.

Свежий лесной воздух превратился в выедающий глаза и жгущий лёгкие сизый смог. Земля раскалилась и невдалеке с остервенелым сатанинским воем расходилось пламя. Смертному было не пройти и ста метров без того, чтобы не зайтись кашлем и слезами.

Святогор и Кир шли в одиночку.

На дороге огня всё было мёртво. Под ногами попадались обожжённые кости, рассыпающиеся в прах от прикосновения, от движений горячего ветра. В терпком удушливом воздухе метались пепел и зола, всё равно что мухи в былые времена. Бессмертные мрачно созерцали дела своих рук.

Вдруг глазам их предстала неожиданная картина — дворец-многогранник. Ни Кир, ни Святогор ничего подобного на своей памяти не видели. У диковинного дворца без окон было двенадцать граней — монолитных стен. Не видно было ни стыков, ни каких-либо других знаков, что тут работали смертные. В каждой грани, ровно на середине была кованная дверь, украшенная мельчайшими теснениями — там были звери, птицы, леса, люди, города, небесные светила, и то, что Кир и Святогор видели лишь в других мирах — корабли, водные и воздушные и многое другое.

Огонь не посмел зайти на территорию дворца — потух, заключив здание в идеально ровный круг. В этот круг не посмел ворваться и лес. Должно быть, здание Совета выглядело тогда как сувенирный шар, словно идиллический мирок внутри большого грязного мира.

В нём не было ни души, но дворец всё же не казался заброшенным. На его территории росла короткая ослепительно зелёная в сравнении с остальным когда-то белым светом травка, мягко светило солнце, а воздух был чист и приятен.

Кир и Святогор, так и не замеченные друг другом, зашли в соседние двери и двинулись вверх по лестницам, один по чёрной, другой по белой, любуясь славной работой строителей. Безупречно ровные каменные ступени, освещение, которые смертным предстояло изобрести через две с небольшим тысячи лет, отполированный мрамор стен. Через три лестничных пролёта, не петляя прямо ведущих наверх, оба бессмертных в один и тот же миг вошли в Зал Совета, туда, где стоял грандиозный артефакт Безвестной эпохи, эпохи до бессмертных — Стол, символ всех договоров и перемирий — круглый, непомерно огромный Стол. Тогда Кир и Святогор встретились взглядом.

Они ненавидели друг друга, но будучи полными сожаления о случившемся, мужчины поступили мудро — заключили мир. Отныне все размолвки должны были решаться здесь, за Столом и разговором, а не снаружи через кровь и гибель соплеменников. Тогда же появился запрет о схватках бессмертных один на один. Такие сражения могли бы длиться вечно и больше урона наносили смертным. С той встречи Кира и Святогора никто из бессмертных не должен был мериться силой с себе подобным.

Запреты тем и знамениты, что их нарушают. Многие конфликты переходили в войны, миновав этап мирных договоров или несмотря на них. Но то всё были не бессмертные, а их наследники. В идеале от них требовалось всё то же, что и от бессмертных: не говорить ни слова лжи, откликаться на зовы в другие миры, улаживать споры в Совете; но спрашивалось с них в конечном итоге не так строго. Смертные ведь.

Что до Игоря, он не испытывал соблазна преступить запрет — в Совете не было другого бессмертного, чтобы вызвать на поединок. Игорь был один, ему было двадцать три, самый цветущий возраст для бессмертного, и наследники сохраняли настороженное отношение к нему, ещё не вполне понимая, что от него следует ожидать.

Игорь был слишком молод, чтобы сформировать о себе однозначное впечатление, достаточно зрел, чтобы иметь семью, каковой не наблюдалось, а потому опасен и подозрителен. Бессмертные, уже обзаведшиеся семьёй по многим наблюдениям проявляли гораздо больше снисхождения и милосердия, с большим пониманием относились к делам наследников родов, представленных в Совете, и даже иногда шутили. Словом, были граждански положительны, приятно было иметь с ними дело. К тому же, воспитывая наследника, бессмертный неожиданно вспоминал некоторые свои навыки из прошлой жизни и демонстрировал чудеса. Святогор, например, умел летать. Эта способность с тех пор стала чем-то вроде знака принадлежности к высшему классу у светлых, пропуском в клуб для достойнейших из избранных. Нередко можно было услышать что-то вроде: «Великий род Иова, просто великий! Вы знаете, ещё прадед Ивана умел летать! Представляете?! Спустя столько поколений!»

Игорь с уважением относился к ушедшим, но восторгов светлых наследников не разделял. Его всегда больше впечатляла история про тёмного бессмертного Кира, который сдвинул Луну и закрыл ей Солнце на целый день, сказав сыну, что дарит ему ночь. Светлые, конечно, не оценили изящества жеста. Игорь понимал, что такое подарить нечто, что не подарит никто другой, подарить то, что во всём мире сможет оценить лишь тот, кому предназначен подарок. Светлые не понимали этого, им не дано было понять. Угробить столько сил на то, чтобы закрыть Солнце, это выше их понимания. А Игорь представлял себе двоих, стоящих во тьме, чувствующих, что они одни в целом мире. Отец и сын. Отец, своим подарком говорящий, что хоть он и отвечает за жизни людей, за соблюдение закона, за чёртову уйму важных вещей, ради сына готов перевернуть мир, и тогда вместо дня воцарится ночь, а на небе вспыхнут драгоценные россыпи звёзд.

Кир подарил сыну эти звёзды и этот венец — венец всех венцов — солнечный обод, выглядывающий из-за тёмного круга Луны. Кир лучше всяких слов показал, как важен для бессмертного наследник. Это был венец из венцов для царя из царей. В тот день мальчик получил в подарок власть над всем миром, и род его спустя 25 веков процветал и не забывал о даре великого предка.

Эту историю Игорь узнал от самого Гедеона, наследника Кира. Что же до него самого, никаких чудес Игорь не демонстрировал. Для того, чтобы проявить в глубине себя что-то чудесное, требовались яркие эмоции, вдохновение. Тогда всё произойдёт само собой, а пока не было наследника. Игоря печалило одиночество, но печаль не из разряда ярких чувств. Никакого вдохновения он за собой не помнил.

Бессмертный боролся против одиночества. Он мечтал о сыне. Попыток обзавестись наследником было предпринято множество. Когда самый естественный метод не дал незамедлительного результата, Игорю тогда было семнадцать, прибегнул к медицинским разработкам. На Игоря работал врач, проверяющий его на совместимость со всеми подругами с тех пор, как Игорь впервые понял, что просто не будет. За годы доктор так и не улыбнулся. В начале, после первых тестов, врач переживал, никак не мог прийти в себя, увидев, как сперматозойды раздирают яйцеклетку, но потом оправился. Игорь ценил его за нервы.

Ещё было семь. Игорь остановился в пятнадцати минутах от дома. Оглядываться не приходилось. Нюх и слух сообщали обо всём, что нужно знать: ничего подозрительного. Талая вода, гниение банановой кожуры в урне, память о карамели в пустом фантике, высовывающем внутренний белый край из-под нижней ступени подъезда, пыль в углу у забранной в решётчатый доспех лампы, неприглядный душок псины в квартире на первом этаже, что-то небольшое, что-то нестарое, остальное перебивал капустный трёхдневный суп. Звуки — дыхание, смешанное с храпом. Поздновато спать, пора на работу, некоторым не помешало бы тщательно помыться… Но смертные любят спать, больше чем необходимые гигиенические процедуры.

Припарковался чуть в стороне. Снаружи запахи навалились сильнее. Бессмертный не дал себе времени пообвыкнуться. На подъезде с косеньким козырьком не было вывески. Игорь не смутился. Знал, куда шёл. Лестница за незапертой входной дверью облепила сырью, словно окунула в старый канализационный колодец.

Зиран обрадовалась, хотя и была ещё несколько сонная. Открыла по своей привычке, не посмотрев в глазок, а сразу со стуком дёргая дверь на цепочке. Встряхнула головой, взбудоражив мелкие частые кудри, разлепила большие чёрные глаза. Игорю тоже требовалось время, чтобы оправиться — пряный восточный запах — это кухня, мокрое бельё — это таз в ванной, квашенная капуста — это пустое ведро в предбаннике. От ведра ещё пахло затхлостью и промёрзшей землёй, видимо, принесли из гаража.

Зиран распахнула входную дверь, узнав знакомое лицо.

Одна комната в двушке ничем не выдавала происхождения жильцов. В ней подчёркнуто, стерильно чисто. Посреди стены от пояса миниатюрной девушки и почти до потолка зеркало, напротив вращающееся кресло с низкой спинкой, на полу кафель. Окно прикрыто кофейного цвета жалюзи, над креслом свесили любопытные головы напольные лампы. В уголке напротив окна небольшая стойка с кассовым аппаратом, довольно простым, стопкой журналов и журналом регистрационным. В ящиках внутри стойки заперты в вакуумных контейнерах профессиональные химикаты и инструменты, комнату недавно проветривали — всё ради сбережения нервов постоянного клиента.

Игорь сел в кресло. Зиран уже возникла над плечом, посвежевшая и с нужными инструментами в широком матерчатом поясе на талии. Тонкие пальцы вплелись в отросшие волосы на затылке.

— И когда так оброс! — проговорила она сама про себя, изучая предстоящую работу. — Только вчера виделись… Ещё влажные…

Ловкие руки накинули поверх одежды чёрный скользкий фартук, засунули верхний край за воротничок. Ножницы запорхали над ухом.

Игорь ценил Зиран за то, что в её руках ножницы не издавали нескончаемых резких пощёлкиваний. Слышно, разумеется, но в пределах разумного. Почти сносно.

Зиран имела больше представления о том, что ему не нравится, чем бонзы из Совета, привычные знать всё обо всех. Игорь мало говорил. Когда он приходил, Зиран не произносила более пары фраз приглушённым голосом, её подруга замирала в другой комнате и не выходила. Игорь не сообщал о приходе заранее. Зиран сообразила, что он, если приходит, то рано утром, и всегда готовилась, даже если как сегодня не ожидала, что он действительно придёт. Косметические средства, которые она покупала для других посетителей, были наименее сдобрены агрессивными отдушками из всего доступного спектра. Вечером она закрывала их в контейнеры и убирала в шкафчик. В любую погоду проветривала вечером и рано утром. Инструменты дезинфицировала кипятком и ультрафиолетом. Запахи уходили.

Зиран быстро закончила, стряхнула остатки состриженных волос тонкой расчёской и замерла, чуть улыбаясь. Игорь едва глянул на себя. Поднялся, доминируя над комнатой, выдернул фартук, поправил галстук. Вытащил из портмоне две красноватые бумажки, положил на стойку, кивнул и вышел.

Кто-то в четырёх этажах и левее своевременно взялся за дрель. Игорь покидал подъезд под брань резко проснувшихся соседей умельца-жаворонка.

Совет долгое время проводился ровно в десять часов утра через день, уже примерно пятьдесят лет график не менялся. Можно было успеть провести час на работе. Игорь положил руку на располагающе изогнутый руль. Двигатель, не выдавая мощности, тихо (относительно, но приемлемо) заурчал, понуждая тяжёлый металлический корпус двинуться с места. Из двигателя шёл скользкий химический запах масла.

Игорь не скрывал, где работает, скрывал, где живёт. Работа в этом отношении помогала.

Воздух снаружи вопреки всему проникал в плотно пригнанный механизм, к запахам кожи и пластика примешивалась талая вода, древесная кора, вывезенный на площадки перед подъездами мусор, собачий, человечий…

Человечество преследовали неприятные запахи. Где бы Игорь не оказывался, всегда чем-то несло, так что если бы не привычка, то слёзы из глаз. Счастливым почти исключением была встреченная пару лет назад раса, живущая в лесу, густо натыканном водоёмами, и проводящая благодаря климату немало времени в воде. Конечно же от них пахло рыбой. Но это, как сказано, было терпимо.

От местной расы пахло, во-первых, дезодорантами и духами. Они словно бы и осознали окружающую вонь, но бороться с ней могли лишь по-детски полившись ещё более резкой и агрессивной вонью. Во-вторых, от них пахло потом, едой, грязью и болезнями, отчасти запахи перекрывались сладкой бессахарной жвачкой и лекарствами. У очень молодых и очень старых были добавочные полутона запахов: молоко, свежий хлеб, тёплая кожа и лежалая бумага, моча, пыль. С запахами животных мириться было проще. Мускусные кошки и сырые псы немало страдали от общества человечества, приобретая пороки и слабости от неразумного обращения, но в целом Игорь к ним хорошо относился. Не любил, правда, искусственных пород, сломанных генетикой носов, вжатых внутрь черепа морд, обездвиженных смещением киля задних лап, гноящихся глаз — всего того, что превращало эволюционные удачи в селекционные ошибки.

Первые трудяги спешили на личных и общественных машинах, стараясь проснуться за счёт громко работающих радиоволн.

Через трёп ведущих из микроавтобуса слева доносились слова иностранной песни из в хлам затонированного седана сзади:

…я на охоте, я за тобой

запах и звук, я потерян и найден

и я голоден, как волк…

Врождённая способность понимать любой язык не чувствовала себя обязанной складывать текст в рифму. Дальнейшие слова заглушил хорный вопль ведущих из микроавтобуса:

— Пробка, рассосись!

Игорь повёл на стоянку.

Машина остановилась у зеркального куба центрального здания компании. Четыре этажа, никаких излишеств, только функциональность. Над крыльцом весьма куцый навес — чтобы никто не стоял, пережидая непогоду — опасно. Существует высокая возможность слежки. Одинокий охранник обходит внешний периметр. Внутри — длинный вестибюль, проникающий сквозь стекло свет синеват и приглушён, лампа под потолком не включена и не будет, пока не посереет за стенами.

Секретарь для посетителей уже стоит в приёмной. Рабочий день не начался, она медленно наводит порядок на столе, волосы ещё распущены, на уголке стола лежат какие-то тонкие как бирюльки заколки, настоящий конструктор без схемы. Игорь знает, как убить этими шпильками, но не представляет, как приспособить к волосам. Шаги Игоря не слышны, и она не слышит, что не одна. Белая блузка аккуратно застёгнута, но ну и что, ряд пуговиц обрывается довольно низко, и от мягкой груди пахнет тёплым молоком.

Игорь стоит и смотрит сверху вниз, вдыхая запах. Сверху вниз много чего видно, что другие не всегда замечают. Она наконец замечает, что свет перекрыт, и вздрагивает, первым движением хватается за светлые волосы, сжимает их рукой на месте, где не успела появиться причёска.

— Здравствуйте! — на миловидном лице вспыхивает искренняя радость.

Игорь кивает и удаляется, словно только и ждал, что с ним поздороваются. Искренность приветствия на минуту удивила. С чего бы радоваться тьме?

На столе у Игоря телефоны, сметы и реестры. Под столом Игоря вместо обычных выдвижных ящиков кодовый короб. Когда-то, не так уж и давно, он работал руками, видел собственными глазами фронт работы и видел конечный результат. Не давно, но успели пройти годы, годы прошли за этим самым столом, Игорь видел значки вместо живых лиц и цифры вместо материальных результатов. Теперь он зарабатывал несравненно больше. Ещё важнее, пожалуй, было, что никто не отдавал распоряжений. Неприятно подчиняться смертным, в этом было что-то противоестественное.

Помощник появился за минуту до начала рабочего дня. Выглаженный и причёсанный, с очками на кончике носа. Жидкие волосы, вытянутое лицо ищейки, запах… запах — да пожалуй, как у дорогого рулона туалетной бумаги, почти стерильный. Непонятно, почему эффективные помощники такие неживые. Игорь вынужден был нанять дополнительного секретаря для работы с посетителями. Помощник замер навытяжку перед гладким чёрным столом и заговорил несколько высоким для мужчины голосом:

— На северо-западе кирпичи пропали, ещё этаж не достроен. Мы носимся, как заведённые, а прораб спокойный, как далай-лама, как будто нам не из чего этаж достраивать… он вроде как собрался так крышу стелить, посмел по телефону заявить, что этаж погоды не делает… а у нас, между прочим, речь о квартирах, а не о целых этажах, каждая комната на счету, за аренду такие деньжищи платят!..

Игорю не понравилась мысль о куцем доме, на этаж ниже окружающих зданий. Она вызывала раздражающий дискомфорт.

— У нас есть уже построенный свободный дом.

— Он на продажу, — быстро вставил помощник. Глаза нырнув за стёкла округлились, чего-то выжидая и начиная заранее опасаться неясных, возможно бюрократических проблем.

— Записывай.

Игорь холодно смотрел перед собой.

Помощник выхватил ручку из кармана и, готовый ловить каждое слово, занёс над жёсткой папкой.

— Снять один из достроенных домов с продажи. Выбери тот, что удобнее расположен, транспорт, детские сады, школа… Оформи бумаги на аренду, отправь туда ремонтников, пускай ставят необходимое: водопровод, электроника, замки получше, чтобы нельзя было все двери открыть одним ключом. Часть квартир раздробите на комнаты с проходным коридором и общей кухней… допустим, первые три этажа.

— Для студентов?

— Для студентов.

— Может, сначала ремонтников, а потом документы?

— Нет. Документы — это долго.

Помощник согласно кивнул и продолжил строчить.

— Через месяц примерно можно начать заселение.

— А что с недостроем?

— В рамках трудового договора было предусмотрено обеспечение работников жильём.

Игорь спокойно смотрел перед собой.

— Я предполагал заняться этим несколько позже, но раз уж сама судьба вмешалась…

Помощник неприятно улыбнулся краем рта.

— Дом будет передан непосредственно работникам стройки, а квартиры распределены жеребьёвкой. Недостроенный этаж будет включён в жеребьёвку. Не забудь включить смету в расходы на благотворительность.

Помощник был очень доволен, словно бы сам неожиданно обогатился.

— Я заеду посмотреть, как продвигается строительство — это уже не нужно сообщать, — предупредил Игорь. — До обеда не ждите.

— А встреча с Уразаевым? — обомлел помощник.

— Я заеду позже. Когда у них обед?

— С часа до двух.

— В два.

— Он же может быть занят!

Игорь не изменился в лице:

— Если я ничего не путаю, он просил о встрече, не мы. Если ему что-то надо, он найдёт время.

Помощник смиренно покивал, поправил кончиком ручки дужку сползших очков на физиономии, ставшей как будто ещё более постной.

Игорь говорил уже обернувшись от двери. Время, наполненное словами, бежало быстрее времени, наполненного благородной тишиной. Пора ехать в Совет.

Погрязший в стройках бессмертный не видел другого такого строения, как Совет. Неизвестно когда и какая цивилизация возвела довольно мрачное монументальное строение.

Оно было одновременно и памятником и вместилищем. Оно было очень тяжёлым, от него буквально веяло этой тысячелетней тяжестью. Оно было грозным, потусторонним, чужеродным, слишком тяжёлым для проминавшейся под ним, выложенной брусчаткой земли, словно заправленной под тяжесть молчаливого здания. Вокруг на сотню метров не подошло ни здание, ни человек. Люди избегали появляться рядом с Советом. В нём было этажей пять, считая купол архива. Давно выросший и ощетинившийся двадцатиэтажками город должен был подавить его, нависнуть над его дряхлой тяжестью, вмять глубже в мягкую землю, втоптать в неё, замести культурным слоем…

Совету было категорически плевать на жизнь вокруг. Рядом с ним жизни не было. Птицы не залетали на пушечный выстрел, не заходили собаки и кошки, не рисковали даже крысы, не вторгались назойливые неуправляемые мухи. Совет проминал землю, не втираясь в неё и не поддаваясь наносному культурному слою, презрительно сверху вниз смотрел на задние стены ближайших потрёпанных временем и дождями зданий: там были кинотеатр, библиотека и глухой угол запущенного сквера. Здания по другую сторону сферы когда-то были жилыми, когда-то там было рабочее общежитие, но жить там было тягостно. Ни одно здание вблизи Совета не сохраняло свежести и десяти лет. Дожди, снег и ветра по какой-то причине вредили им больше, чем всему остальному.

В зоне отчуждения Совета редко бродили запахи и звуки. Стоило подъехать машине, казалось, её вмиг услышали охранники на всех двенадцати дверях, но через метров пять от края брусчатки, пространство всасывало звук, глотало его и становилось тихо. Игорь проезжал расстояние до тяжёлых стен медленно, вдыхая безвкусный воздух полными лёгкими.

Пожалуй, здание не производило бы такого давящего впечатления, если бы в нём были окна.

Стена на его грани выгнулась, исказив пространство. Игорь различил более тёмную ровную черту и уверенно повернул руль. Машина въехала в здание, поверхность под колёсами стала совершенно ровной. Бессмертный поставил машину так, чтобы можно было сразу выезжать. В тридцати метрах справа в необъятных внутренних просторах здания, Неман из рода Мировульфа, начавший слегка седеть наследник, насвистывая шагал в противоположную сторону, позвякивая ключами. Пространство разжёвывало звуки, до Игоря доносились лишь мягкие отголоски. Задорный свист Немана на таком расстоянии больше походил на мелодичный птичий.

Игорь незаметно потянулся и пошёл наружу, вдыхая полной грудью. Охрана бдительно скучала на посту. В одинаковых чёрных костюмах и тёмных очках они все выглядели одинаково. Перед бессмертным услужливо открыли кованную дверь, перед глазами из всего затейливого узора только мелькнула поднятая в вое волчья пасть.

На чёрной лестнице было пусто и ещё тише, чем на улице. Игорь поднялся на три длинных пролёта и на секунду остановился перед первой попавшейся на пути дверью. Проход был открытым, в нём никогда не было заслонки или чего-то в этом роде, просто арка. Игорь постоял, привыкая к начавшим долетать изнутри звукам. Многоголосье. На границе не разобрать ни единого слова, Стол смешивает их, охраняет сказанное ото всех, не сидящих за ним.

Бессмертный шагнул вперёд. Десятки глаз вскинулись, несколько светлых демонстративно продолжали разговаривать, перегнувшись через подлокотники высоких позолоченных тронов. Игорь прошёл к своему месту за Столом, привычно кивая в ответ на дружелюбную улыбку Карла. Тёмный род от Цезаря, девятнадцать веков истории.

Трон придвинулся сам, как надо. Бессмертный положил руки на подлокотники, отдыхая от мира снаружи и пытаясь оклематься в мире внутри. Мир внутри бродил плохо распознаваемыми смазанными запахами, пространство продолжало фильтровать их, но их было слишком много, хоть и помещение было монстрозно по размерам. Пахло всем и всеми, сразу. Яркими личными запахами родов, кожей, волосами, оружием, кровью и чёрт знает чем ещё, притащенным крошечными частицами из других миров и миссий, пахло детьми, женщинами, мужчинами, вином, мясом, специями, пахло и духами — некоторые светлые назло поливались ими, рассчитывая безнаказанно досадить тёмным. Переработка не отключала коктейль, а только смешивала его в нерасчленимую массу. Иногда ярче полыхал один отголосок, иногда другой.

Рядом слева опустился на свой трон Рихард, первый сын бессмертного Ольгерда. Стало несколько легче. От Рихарда пахло металлом и снегом. Игорь впился в потоки его запаха, отдыхая и избавляясь от похожего на головную боль многоголосья.

Рихард доброжелательно кивнул. Игорь видел, как хищные крылья носа первого сына другого бессмертного жадно втягивают потоки его, Игоря, запаха. От Игоря ещё пахло водой и солью.

По другую сторону от Рихарда сидел светлый. Платон пришёл в Совет на смену старшему брату. Терций погиб при невыясненных обстоятельствах. Невыясненные обстоятельства и Совет, сложите одно и другое и неизбежно заподозрите неладное. Арист молчал и даже не поглядывал многозначительно на тёмных. Пришедший младший брат с философским спокойствием занял трон рода светлого Аполлона. Брат на смену брату. Младшие братья традиционно остаются не у дел. Наследники страхуются, заводят двоих, троих, четверых, постоянно держа в голове возможность несчастного случая и умышленного нападения. Ужасно думать о смерти детей, но куда ужаснее допустить падение трона в золотом зале. Почти сотня окружала Стол, тридцать четыре рухнули и скрылись под Столом.

Платон, который был уже не первым Платоном в своём древнем роду, не вписал бы новую строку в историю Совета тем, что сменил на троне старшего брата. Признаться, ожидали увидеть кого-то моложе. Терцию было за шестьдесят, Платон был девятью годами младше и выглядел на свой возраст. Он был абсолютно лыс, почти безбров, серовато-голубые глаза обрамляли короткие белёсые ресницы. На его высоком лбу было много глубоких горизонтальных морщин. У наследника был тонкий твёрдый рот. При инициации он только кивнул на приветствие Виктора и всё заседание просидел не разомкнув губ, устроив на Столе обе рабочего вида руки.

Его никогда не готовили к такой жизни. Он был каким-то преподавателем — редкая профессия для наследника. Платон не стремился вступать в споры, всё больше слушал. Говорившие с ним лично считали его умным и взвешенным человеком.

Рихард его недолюбливал.

Ещё левее сидела молоденькая девушка, совсем непохожая на Платона. Агата происходила из тёмного рода Сигурда. Как всякий родоначальник тёмный бессмертный Сигурд позаботился о благополучии потомков и обеспечил детей тем, что в годы его пребывания в мире казалось гарантом безоблачной жизни. Даже бессмертным не дано заглядывать так далеко. Агата не могла получить навар со своих полей — на них стоял город, и не могла стричь шерсть с овец — стада сгинули в пучине лет. Агата устраивалась в жизни своими силами. В тонкой женщине сложно было заподозрить жилку полудикого война-скотовода, порода измельчала. Агата владела сетью салонов красоты. Дело оказалось прибыльным. Наследница считала, что к делу надо подходить с отдачей — приглядывала время от времени идеи для причёсок и макияжа прямо в миссиях. Агата сама соответствовала своему ремеслу — не реже раза в два месяца меняла окрас причёски и стрижку. Сейчас была пострижена под белокурого мальчика. Никто уже не помнил родного цвета волос.

От Агаты ярко пахло миссией. Не иначе что-то ела в другом мире. Бессмертный в миссиях еды не пробовал. Смертным тяжелее, они ведь не могут просто не есть.

Игорь просмотрел как рядом оказалась Кира и её отец, Гедеон. Всё из-за многоголосья, иначе к бессмертному не подобраться незамеченным. Двое сели справа. Кира небрежно кинула рядом на широкое сиденье маленькую сумочку и упёрлась локтями в Стол, нетерпеливо дожидаясь начала заседания. Глаза наследницы Великого Кира сверлили якобы незамечающего этого Александра напротив.

На данном витке бессмертия Игорь был ровесником двух наследников. Рихард говорил, что Александр и Кира вроде бы даже родились в один день. Тёмная Кира из самого старого тёмного рода пыталась просверлить в Александре из самого старого светлого рода две дырки. Внешность двоих спустя большое количество поколений продолжала отражать классическую породу: Кира гибкая смуглая брюнетка, Александр высокий синеглазый блондин. Имелись подозрения, что в двух старейших родах, что-то делают для сохранения образцовой породы, возможно даже отбирают детей наиболее соответствующих эталону, а других потихоньку отправляют от греха подальше за рубеж. По мнению бессмертного, от Ариста можно было такого ожидать. Сухой, как вобла, старик Арист безмятежно сидел на своём месте рядом с сыном, беспричинно ухмыляясь не сходящей с лица хитрой ухмылкой. Слишком молодой для своего отца сын изучал циферблат часов, чтобы не смотреть на Киру напротив.

Десять часов.

— Здравствуй, Игорь, — поприветствовал высшего по статусу Председатель, — здравствуйте, наследники великих родов!

Председателем был Виктор, из рода Вия, третьего бессмертного мира.

Виктор сделал паузу. Говоря, он старался не показывать острых двойных клыков, специально носил чуть длинноватые рыжеватые усы, свешивающиеся на уголки губ. Фигурой он больше походил на мужчину лет двадцати восьми, по факту был на век старше, и если бы кто-то погасил свет, его яркие глаза можно было бы различить в темноте, не обладая выдающимся зрением.

— Есть ли у кого-то что-то срочное, что должен знать Совет? — Виктор прозондировал лица вокруг грандиозного, как Совет, Стола бледными голубыми глазами. Все молчали. Богатый новостями Карл тоже молчал.

— Приступим к обсуждению, — подытожил Председатель. — Итак. Первый вопрос. Думаю, начнём с повышения цен за бочку, так как оно оказалось в новостях в широком доступе и начало беспокоить светские власти.

— Грубая работа, — презрительно буркнул Арист.

— Да, — энергично согласился Виктор. — Весьма. Нелепое восстание сельхоз рабочих, перекрытие транспортной артерии…

— Действительно, — цыкнул Карл, — шельфовая добыча вещь дорогостоящая, и перекрытие сухопутного пути ведёт к открытию пути морского. Там, за рифом, кладбище кораблей, если наливное судно наткнётся, экологическая катастрофа неизбежна… нельзя думать только о своей прибыли, мы в ответе за наш мир…

— Спасибо, Карл, — сухо сказал Виктор. — Мы не будем сейчас выяснять, чьих это рук дело, и привлекать кого бы то ни было к ответственности. На первый раз позволим навести порядок самостоятельно. Согласен ли Совет?

Баарс, тёмный из рода Эйнара, что-то недовольно прорычал на выдохе, готовясь вступить в спор, но Арист и Гедеон уже кивнули. Виктор выжидательно повернулся к Игорю, чтобы соблюсти формальности, и после его кивка вопрос был исчерпан.

— Контроль за исправлением вмешательства ложится со стороны тьмы на Карла и со стороны света на Вадима.

— Почему они? — недовольно осведомился Гатана.

— Потому что у них нет интересов в секторе, — не задумываясь ответил Председатель.

Гатана недовольно заткнулся.

— Второй вопрос. Как Председатель хотел бы привлечь ваше внимание к проблемам отечественного здравоохранения.

Зал наполнился насмешливыми переговорами.

— Да, — громче сказал Виктор, заставляя насмешки притихнуть, — непосредственно мы в здравоохранении не нуждаемся, но здравоохранение — это вопрос здоровья половых партнёров наших детей и, закономерно, вопрос здоровья наших внуков.

Глаза обратились на Гедеона.

— Вы меня с кем-то путаете, — заметил повышенное внимание чернобородый Гедеон.

— Кира имеет отношение к здравоохранению, — сообщил всезнающий Карл.

— К фармацевтике, — поправила Кира.

— Живёт за счёт того, что люди болеют, — перевёл Александр, впервые глянув Кире в глаза.

Светлые нестройно посмеялись. Казалось, Кира сейчас схватит со стеллажа обрубок сабли и отправится убивать Александра. Как когда-то Кир отправлялся убивать Святогора. Только Святогор не мог умереть, а Александр может…

Виктор поморщился и постарался вернуть контроль:

— Мы привязаны к Совету. Нам нужны здоровые партнёры и здоровые работники здесь, а до меня всё чаще доходят слухи, что в подавляющем числе случаев, когда требуется серьёзное лечение, его можно найти только за границей и за очень большие деньги. Информаторы передали мне, что даже за несложные операции в наших больницах вымогают серьёзные для заурядных людей суммы.

— Чем лучше медицина, тем больше больных, — цинично сообщил Арист. — Зачем они нам?

— Если у нас начнут умирать от аппендицита… — Виктор, неожидавший подвоха от старейшего светлого, поперхнулся.

— Дааа, — равнодушно улыбнувшись, протянул Арист, — от аппендицита, конечно, не дело. Но что ты предлагаешь? Чистку кадров? Думаю, старый-недобрый Гедеон уже давно позаботился о в некотором роде чистке кадров. Пара-тройка ценных специалистов, ненавязчиво практикующих эвтаназию. А, Гедеон?

Гедеон сдержанно молчал, но не торопился отрицать неприятное обвинение.

–…Тех, что с аппендицитом, тех он, конечно, вряд ли трогает, ну а тех, что неизлечимы — а почему бы нет?

— Гедеон, — сухо обратилась Мария, — ты что-нибудь скажешь?

— Каждый волен размышлять в силу своей испорченности, — спокойно пожал плечами Гедеон, без напряжения отвечая на взгляд Марии, — у меня банк, а не больница. Я не могу клятвенно заявить, что не убивал или не приказывал убить, не могу сказать, что не убивал больных и даже своих пациентов, не могу сказать, что не разбираюсь в медицине. Тому, кому известна моя биография, слишком легко меня обвинить.

Ухмылка на лице Ариста стала ещё шире. Кажется, Гедеон попал не в бровь, а в глаз, но Арист не очень рассчитывал на успех обвинения и даже не расстроился.

— Предлагаю разделить городские и областные больницы между присутствующими и провести расследование. Кто за?

На какое-то время стало тихо — Виктор пересчитывал поднятые руки.

— Большинство, — удовлетворённо кивнул Виктор. — Список больниц к следующему заседанию приготовит… — Виктор кратко задумался, припоминая наиболее подходящую кандидатуру из изъявивших желание, — Иван.

Стареющий коренастый Иван кивнул.

Арист ухмыльнулся ещё шире.

Игорю не нравилась расширенная ухмылка. Ощущение было, что старик что-то замыслил, хотя он из тех, кто приучен следить за лицом. Он будет ухмыляться, даже если его окружат и подставят нож под горло. Наследнику положено не бояться, и Арист не боялся. Игорю приходило на ум время от времени, что от этого светлого можно ждать чего угодно.

Через время, требующееся на прощание с Гедеоном, Кирой и Рихардом и дорогу до текущего котлована, Игорь раздражённо разговаривал с прорабом. Прораб скотски орал, оглушая, и размахивал метровым уровнем, чудом не сшибая маленького архитектора. Архитектор был бледен, зажатые в руках рулоны чертежей подрагивали, но угрожающе порхающего инструмента он словно и не замечал, уставившись на красное лицо прораба. Игорь отобрал уровень и приложил к ближайшей опоре, демонстрируя, чем именно он недоволен.

Прораб снова заорал про допустимые отклонения. Игорь закрыл глаза, просеивая шум. Прораба хотелось ударить в красную обветренную рожу. Конечно, сдержался.

— Или будет как я сказал, — холодно проговорил Игорь, — или ты безработный.

Прораба срезало в середине слова. Архитектор задрожал явственней. Игорь легко подтолкнул его в хрупкое плечо. Субтильный мужчинка послушно поплёлся, спотыкаясь.

Игорь довёл его под локоть по перепаханной крупными шинами площадке и усадил в свою машину.

— В следующий раз, если узнаёте о чём-то до меня, сообщайте сразу, — поубавив стали в голосе, предупредил бессмертный. — А если бы я не приехал, и начали бы плиты класть?

Архитектор детски всхлипнул. Чертежи в его небольших аккуратных руках перегнулись почти пополам и траурно обвисли.

Игорь вздохнул. Тяжело говорить с впечатлительными людьми. Непонятно, когда будет перейдена грань, ведущая к их унижению.

— Побоялся побеспокоить напрасно, — промямлил человек, справляясь с собой.

— В таких делах, — заметил Игорь, — я с удовольствием съезжу напрасно. Если всё сделано достойно, можно и похвалить.

Игорь довёз архитектора до входа, а сам остался посидеть в машине с закрытыми глазами. В обеденное время покой в городе мог только присниться. По опалённым прорабским ором ушам ездило гитарное соло. Бессмертный мотнул головой. Дёрнулась вверх стая городских голубей, захлестали по воздуху крылья, часто хлопали двери заведений, где можно было пообедать в перерыв, большой торговый центр огорчал звуковой рекламой, вещающей на половину проспекта, ровненько до зоны покрытия другого торгового центра Отара… ведь сам тёмный, неужели не понимает?

— Вам назначено? — безэмоционально осведомилась секретарь не сразу подняв глаза от тяжёлого настольного ежедневника на железных кольцах.

Игорь стоял перед широким прибранным письменным столом. Этажом ниже его продержали в коридоре почти полчаса. У входа устроили досмотр, так и не обнаружив нож на щиколотке. Десять минут. Других обговорённых встреч на день назначено не было, но время можно было провести с большей пользой.

— Мне было назначено на десять.

— Почему вы не приехали в десять? — начало фразы звучало надменно. С такими интонациями говорят прислужки больших начальников, чувствуя на себе отблески их значимости. Но на последних двух словах голос стал участливым и встревоженным. С того момента как секретарь в дорогой невесомой белой блузе посмотрела на Игоря через увеличивающие глаза очки в золотой оправе. Женщина производила приятное впечатление профессионализма при своей молодости. Пахла тоже приятно — салатом, кофе, шоколадом и чистой кожей. Впечатление чуть портил душок стирального порошка, но уж куда без него?

— У меня были серьёзные дела, — решил ответить Игорь. Можно было и не отвечать.

Всё-таки встреча задумывалась как вызов пред начальственные очи, а не просьба. Когда, интересно, Геннадий собирался сообщить ему подробности? Побоялся, что узнав о тоне приглашения, Игорь по обычному упрямству вообще откажется встречаться с большим начальником? Именно так Игорь скорее всего и поступил бы. Что за блажь — обыскивать примерных деловых людей? Бессмертный не ожидал такого приёма. Хорошо, что растяпы не нашли нож. А если остальные чиновники позаимствуют такую манеру, где ему носить оружие?

У женщины на щеке выступило розовое взволнованное пятно, она нервничала.

— Герман Сергеевич будет недоволен!

Игорь повёл плечом — то, что ему плевать на довольствие Германа Сергеевича, говорить не стоило.

— Мой помощник должен был вас предупредить. Сообщите обо мне.

Секретарь потянулась к телефону, не сводя с бессмертного увлажнённых глаз за стёклышками очков.

— Герман Сергеевич, к вам пришёл Игорь… — она растерянно вспыхнула, не в силах назвать отчество, всем видом выражая свои извинения, воззрилась на Игоря с большей интенсивностью.

Игорь покачал головой. У него не было отчества. Смертные инкубаторы не испытывают к бессмертным младенцам никаких сантиментов, бросают, где придётся, без обратного адреса.

Чиновник, не дожидаясь отчества, сказал за толстой дверью некрасивые слова. Игорь, конечно, услышал. Не смутился.

Люди несдержанны — говорят слова, которые не стоит произносить. И люди наивны — думают, что их слышит лишь тот, к кому они обращаются. Этот замминистра обращался сейчас куда-то прямо в ад. Игорь знал, что помянутые чиновником существа материальны, не одобрял их существование, поэтому в кабинет зашёл в сдержанном раздражении.

Стол большого начальника представлял собой тяжёлый короб из массива, судя по запаху не дуб, а что-то более экзотичное, что ещё прочитывалось под лаком. К столу со стороны входа прилагался поперечный язык стола для совещаний, за которым предполагалось сидеть вшестером друг напротив друга, боком к начальнику. Только стульев почему-то не было. Держать такой стол без стульев бессмысленно. Игорь предположил, что их вынесли. Не оставалось ничего иного, как остаться стоять.

Человек на произвёл такого впечатления, как его стол. Мебель может быть сделана из склеенных опилок или из благородной древесины, а люди все из мяса. Это был типичный мясной человек, пахнущий ресторанным обедом, одеколоном и кожаным салоном автомобиля. Главенствующие запахи были подчёркнуто дорогими. Игорю не особенно понравилось это подчёркивание, но он не стал торопиться с суждением. Положение в обществе накладывает отпечаток на поведение. Разве Игорю самому не приходилось носить непрактичную дорогую одежду? Другое дело яркий отзвук креплённого вина. Зачем пить во время рабочего дня?

Уразаев молчал, сложив загорелые руки в белых манжетах перед собой в замок. У Игоря создалось впечатление будто он стоит перед осуждающим школьным директором. Да, случалась в жизни бессмертного такая банальность, правда, поводом была миссия в другой мир. Директор несдержанно называл чертёнком за испорченную грязную форму.

Уразаев молчал, разглядывая Игоря почти не мигая.

Игорь чуть наклонил голову, делая вид что также изучающе рассматривает большого начальника. Рассматривать по-настоящему не требовалось, что он, тёмный, двигающийся без шелеста и довёдший до минимума запахи? Или, может, он женщина, которой стоит любоваться? Обычный плотный мужчина среднего роста, даже как будто занимается каким-то ненапряжным спортом для сохранения формы. Игорь признавал только тот спорт, который годился для боя, всё остальное считал детским развлечением.

— Тебе на сколько было назначено? — бестактно выговорил большой начальник в ответ на старательно напущенную Игорем на лицо скуку.

— Вы не согласовали со мной время встречи. У меня были другие договорённости.

Человек из мяса продемонстрировал кривую ухмылку:

— Надо было перенести свои дела, когда тебя вызывают! Не умеешь расставлять приоритеты? А нам ещё работать… если поумнеешь, то долго и плодотворно… а если не поумнеешь…

Уразаев многозначительно замолчал.

Игорь секундно оценил содержимое кабинета. Пнуть стол — человека раздавит о противоположную стену, перебьёт позвоночный столб. Смерть. Оторвать совещательную столешницу, ударить наотмашь — человеку разнесёт череп. Смерть. Ручки и карандаши в письменном наборе. Лёгкий удар в глаз. Смерть. Твёрдые папки. Удар на уровне рта выпрямленной ладонью. Смерть. У щиколотки обоюдоострый булатный нож — вариации практически бесконечны. Конечно, смерть. Захват за подбородок с поворотом… нет, Игорь не хотел прикасаться к телу этого смертного. И нож не стоит пачкать. Пригодится для достойного соперника.

Бывало находила на Игоря брезгливость, заставляющая избавляться даже от вещей, которые можно было помыть, но ни в какую — и Игорь выбрасывал сталь, дерево, серебро, золото.

— Слушай сюда, пока с тобой разговаривают, — человек из мяса ошибочно чувствовал себя на верху положения, — за свой первый косяк оформишь на меня десять квартир с площадью по сотне. Для начала. — Он поднял на бессмертного блёклые нехорошие глаза. — Теперь к делу. Вырисовывается большой подряд на строительство. Он достанется тебе. За шестьдесят процентов мне. Ну, каков твой положительный ответ?

Он издевательски похабно хмыкнул.

Игорь стоял перед ним.

Встреча, назначенная на два, закончилась в половину четвёртого. Игорь чувствовал раздражение по поводу потраченного на недостойного человека времени. Внутри кипело от невышедшего наружу раздражения.

Из окруживших машин толчками вырывалась музыка. Добела сцеплял пальцы на руле, старался не дёргать.

… я хотел свободы

связанный и ограниченный…

Навязчивые слова не давали уцепиться за бессмысленную мелодию, мелодию, не требующую думать, просто тупо бьющую по барабанным перепонкам.

Четверть часа ехал, не разбирая дороги, приводил в порядок мысли. Точнее, пытался оправиться. Нехороший день. Люди, люди, люди. Говорящие и не делающие. Хотелось действий.

Что бы сделать?

Остановился у помпезного ресторана. «Бель Вю». Открытый Карлом совместно с Беллой, с белыми коринфскими колоннами, избыточным чрезмерным барокко отделки, листочками, бутончиками и пышными соцветиями везде, где только можно было что-то воткнуть. Казалось, колонны обрушатся на проезжую часть каменным цунами. Здание было изощрённой местью минималисту Вольдемару, чей офис был как раз напротив ресторана.

Наследники повеселились на славу. Игорь не знал, чем провинился Вольдемар, наследник Израила вёл себя исключительно тихо. Что бы он ни сделал, это случилось до того, как Игорь присоединился к Совету. Карл на заданный однажды вопрос лишь придушенно рассмеялся, спрашивать наследницу пресветлого Серафима — Беллу бессмертный не хотел. Вольдемар принимал детскую месть очень близко к сердцу.

Заведение ещё не работало. На кухне выполняли подготовительные работы. Навстречу выбежал метрдотель без пиджака.

— Я хочу позвонить.

Молодой мужчина с ровным блестящим пробором, в атласном жилете цвета шампанского и белой бабочке резко остановился и широким приглашающим жестом показал на кремовую дверь, из которой выбежал. Даже двери в Бель Вю походили на свадебный торт.

Не пришлось призывать силу Стола, учтивый метрдотель откуда-то знал бессмертного.

— Могу гарантировать конфиденциальность разговора… — начал метрдотель.

— Если бы я хотел, — низкий голос бессмертного заставил человека замолкнуть, — …поговорить конфиденциально, я бы сюда не пришёл.

Человек смутился. Они стояли у входа в крошечную комнатку: тёмно-зелёные стены, жемчужно-серое мягкое кресло у столика, на нём телефон и маленькая пузатая ваза с живыми цветами. Специальная переговорная. Стены в самом деле могут быть бронированными и звуконепроницаемыми, но даже если нет — не имеет значения.

— Лучше наберите номер Виктора.

— Рабочий или домашний? — неожиданно сказал метрдотель.

Бессмертный удивился про себя. Ничего себе осведомлённость! Зачем этот смертный бахвалится перед ним своими знаниями? Игорь тем не менее не подал вида, что удивлён.

— Где он, по-вашему, может быть в четыре часа дня?

На гладкой щеке человека проступило красное пятно. Он полез в карман форменных брюк, достал оттуда чёрную записную книжку и зашуршал страницами. Игорь тем временем устроился на кресле. Молодой человек нервничал в его присутствии. Игорь не стал избавлять его от дискомфорта, продолжал молча смотреть снизу-вверх. Говорят, наследников учат смотреть снизу-вверх так, будто они на самом деле возвышаются надо всеми. У бессмертного это выходило само собой.

Когда метрдотелю удалось набрать номер Виктора с первого раза, он почти вслух выдохнул.

Игорь чуть искривил в улыбке правый кончик губ и принял из его руки трубку. Человек попятился, закрыл за собой дверь.

— Слушаю.

Телефон не успел выдать ни одного гудка. У Виктора для его возраста сохранилась прекрасная реакция.

— Виктор, это Игорь. Я хотел проконсультироваться, стоит ли выносить вопрос на обсуждение в Совете.

— Хм, — Игорь почувствовал, что Председатель предвкушающе заулыбался в усы. — Продолжай.

— Я вынужден был сегодня разговаривать с одним человеком. Он занимает высокий пост. Он лжец и недостойный тип.

— Кто он?

— Заместитель министра по жилищному строительству.

— Уразаев. Ставленник Анвара, — легко вспомнил Виктор. — Он вёл себя оскорбительно?

— Он угрожал мне. Хотел, чтобы я стоял перед ним, как слуга.

— Почему ты не прибег к силе Стола?

Мысль приходила Игорю на ум.

— Я не хочу, чтобы он потерял чувствительность. Хочу, чтобы знал, за что наказан…

— Он будет расплачиваться до конца своих дней.

По телефону Виктор отчего-то производил ещё более зловещее впечатление, чем при встрече. Голос звучал негромко, вкрадчиво, словно невидимый вампир играл на другом конце провода с загипнотизированной жертвой, собирался пустить ей кровь и заодно наслаждался чувством безнаказанности. Игорю захотелось увидеть Виктора. Бессмертные не переносят вампиров, поэтому Виктор всегда был подозрителен.

Председатель словно что-то почувствовал. Когда он заговорил снова, из его голоса пропала вкрадчивость, тон стал деловым и холодным.

— На объект поступает не первая претензия. Прежде был конфликт интересов с Анваром, на твоё слово он не сможет возразить. Уразаев будет знать, за что лишился должности. О решении будет объявлено на Совете.

Игорь положил трубку.

Метрдотель ждал под дверью

— Не желаете ли пообедать в нашем ресторане? — человек уловил настроение Игоря. — Прежде чем вы откажетесь — мы понимаем, кто вы. Травить вас бесполезно и опасно, всё будет приготовлено по высшему разряду. Повар ждёт…

Игорь посмотрел на человека.

— Если бы вы действительно понимали, кто я, вы бы знали, что и кормить меня бесполезно.

В зале господствовал приглушённый медный свет. Светильники были не на потолке, а на уровне голов сидящих за столиками в нишах по периметру большого зала.

Высокий силуэт сразу привлёк внимание. Мужчина держал правую руку в кармане брюк. Для вечера его костюм был излишне строг, но он носил его с небрежной элегантностью, которая делает любую одежду уместной независимо от повода. Он медленно прошёл по полукругу. Двое в белых рубашках с закатанными рукавами быстро освободили столик, буквально вытолкнули каких-то людей, вероятнее всего, откупились.

Мужчина принял происходящее, как должное. Стол молниеносно прибрали, поставили в центр вазу с фруктами. Мужчина взялся за спинку стула и вытащил его из-за стола. Свободно сел, левую руку положил на стол. Тёмно-синие глаза неспешно оглядывали танцующих.

Вряд ли мужчине нравилась громкая музыка. Несколько женских голов поворачивались на него в танце. Взгляды падали на глаза и губы. Через каждые шесть композиций включалась другая музыка. Мужчина уловил на себе ищущий женский взгляд и поднялся навстречу. Его глаза сосредоточились на её лице, и она остановилась, дожидаясь его.

Он вытащил руку из кармана, словно из тьмы, левую уже протянул ей. Женские глаза блеснули. Ей доставило маленькое удовольствие положить ладонь ему на высокое плечо, выше уровня её лба. Глаза блеснули повторно, когда правая рука мужчины легла под лопатки, горячая через материю платья. Ей бы пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо. Через два оборота, рука под лопатками стала приподнимать её. Женщина переставляла ноги на цыпочках. Грудь вжалась в жёсткую грудь, декольте платья сместилось, демонстрируя смотрящему сверху вниз немного белья. Наверное, это было слишком для минутного знакомства, но женщина снова испытала удовольствие.

Когда музыка переключилась, она больше не хотела танцевать. К счастью, горячая рука продолжала лежать на талии.

Женщина лежала на груди. Две горячие струйки воздуха из тонких ноздрей часто били в горло. Она крепко спала. Короткое платье и чулки лежали наискось на углу кровати. Рубашка в следах помады изломанно застыла на полу, как жертва нападения с кровавой ножевой раной.

Нужно купить новую одежду. Осталось мало.

Четырьмя этажами ниже негромко играла тяжёлая музыка. Родители уехали, оставили подростка одного в квартире. Подросток был на четыре года младше Игоря.

… проснувшись, увидишь

свобода — обман…

величье незримо, легенда забыта

повсюду шпионы, шакалы врага

тебе осталось недолго…

Песня попадала в уши преобразованная, сознание сразу получало смысл, калечило мелодию и рифму. Смысл напрягал Игоря. Песня как будто касалась его, перебирала пальцами волосы на лбу. Это словно бы она горячо дышала ему в шею.

Тебе осталось недолго.

Не больше семнадцати лет.

Игорь держал ладонь на пояснице женщины. Прямо под подушечками пальцев могла сейчас крепнуть крошечная бесценная жизнь. Тогда через девять месяцев он возьмёт его на руки, научит стоять на ногах, ходить, говорить только правду. Он будет любить бег, плавание и боевые искусства. Игорь навсегда запомнит его ребёнком, потому что взрослым вряд ли успеет увидеть, для этого нужно будет прожить в мире хотя бы сорок один год. Игорь не думал, что для него может быть сделано исключение… Для своего вида он не исключителен. С какой стати ему достанется сорок один год, когда совершенно удивительный, непостижимый Кир, отец ста сыновей, получил всего тридцать восемь?

Игорь провалился в сон со сладковато-горьким ощущением.

Сначала он просто спал, в сознании его была только тьма, привычная тьма сна тёмного бессмертного. Никаких образов, только углубление в безмерную тьму, подлинную, вечную тьму, сознание не проваливалось в неё, а умышленно погружалось, избавляясь от красок и звуков пережитого дня. Сознание двигалось не вниз и не вверх, а точно вперёд.

Игорь без перехода осознал себя на песчаной равнине. Глаза ослепило солнце. Краски потеряли отчётливость. Для обожжённых солнцем глаз всё было серовато-белым. На горизонте дрожали волны марева. Должно быть жарко. Игорь посмотрел на небо из-за края надвинутого на голову капюшона — рассветало. Бессмертный шёл вперёд.

Барханы незаметно для глаз смещались по равнине, чуть посвистывал ветер, равнина оставалась в основном ровной, без резких перепадов. Игорь шёл ни о чём не думая. Сладковато-горький привкус во рту вызывал удивление. Бессмертный вышел на протоптанную дорогу. Она вела не вперёд, а куда-то налево. Игорь пошёл по ней. Он не торопился и не замедлялся, в голове не было мыслей, просто смотрел перед собой и шагал.

От влажного прикосновения к щеке Игорь вздрогнул. Распахнул глаза в потолок, моментально задохнулся, как от чрезмерной нагрузки — женщина положила ему на лицо ладонь. Она спала, и ей тоже что-то снилось, ладонь намокла от пота. Бессмертный не успел досмотреть свой сон, но узнал его. Грудь ходила ходуном. Игорь знал, что ждало в конце дороги, и не хотел увидеть снова, но испытал досаду. На этот раз мог докопаться до сути.

Женщина хмурилась во сне. Игорь всё восстанавливал дыхание, но грудь продолжала вздыматься, а женщина только кривила губы во сне.

… выкручиваешь кости,

рвёшь мою плоть на части,

ломаешь душу, сердце бьёшь…

Когда уже его отец вернётся?