Любовь, силикон и анекдоты. Или реквием по ушедшей любви

Это было мрачным, серым осенним днем, когда мечтаешь, чтобы скорее уже лето, ну или хотя бы зима со снежком, в общем, чтобы хоть что-нибудь нарушило эти серые будни. Как вдруг, он позвонил, разорвав это скучное однообразие жизни, поддерживаемое природным межсезоньем.

— Привет, живой апельсиновый сок! — как всегда бодро и весело поздоровался он, — а давай сегодня поедим рыбы, запеченной на гриле?! Поедем на природу, заодно и свежим воздухом подышим. Как тебе мое предложение?

— Интересное.

Мы договорились о времени и дресс-коде, так как я давно взяла себе за правило уточнять формат встречи, чтобы не попасть впросак с одеждой.

— Оденься попроще и потеплее. Джинсы, куртка, не вечернее платье. Посидим у костра, если замерзнем, всегда можно погреться в машине.

— Хорошо. Тогда иду собираться и жду звонка.

Он заехал, как и обещал, через пару часов на своей совсем недорогой машине, серебристого цвета, хотя, за время общения, уже успел похвалиться, что работает директором небольшого отдела одного крупного банка.

— Ну, приветик! Как настроение? — сказал он с улыбкой и его немного пухлые розовые щеки проявили детские ямочки.

— Осеннее… Слегка меланхоличное, с грустинкой. Но, в общем и целом, я лично осень люблю, тем более, я родилась осенью, — ответила я, стараясь скрыть истинную причину этой легкой грусти… Чем же (или кем) это он был так сильно занят все это время?

— Осень настала, — листья опали! Знаешь этот анекдот?

— Нет.

— Ну, слушай.

В психиатрической больнице дежурный обход. Врач заходит в одну палату, там все пациенты висят, как кошки, ухватившись руками за шторы.

— Это что еще такое?! Та-ак… и кто мы сегодня?

— Доктор, а мы, — листья.

— Осень настала, — листья опали! — скомандовал док и все разом грохнулись на пол.

Заходит в другую палату. Там аналогичная картина. Все висят на шторах. Доктор спрашивает:

— Тэк-с…А мы здесь кто?!

— Мы, — листья, доктор.

Доктор снова произносит команду:

— Осень настала, — листья опали!

Но все продолжают висеть, никто не разжимает рук и не падает. Доктор еще раз громко командует:

— Осень настала, — листья опали!

В ответ обиженные пациенты:

— Дурак, ты! Что, не видишь?! Мы, — вечнозеленые!

Всю дорогу он пытался создать радостное, волнующее настроение, несмотря на промозглую осеннюю непогоду. Стиль общения у него всегда был такой, — человек-праздник, человек-позитив. И в этот раз не обошлось без пары-тройки анекдотов.

— Смотрю, местность тут примечательная. Тюрьма, больница…

— Да. Тут еще и морг… Все, что пожелаете.

— Да уж. Весело должно быть тут у Вас.

— Почаще навещайте, — обхохочетесь.

— Вспомнил анекдот про тюрьму.

Приходит новенький в тюрьму. Там зэки такие сидят на нарах, крутые, а он так окинул всех взглядом… Достал какую-то штуковину замысловатую из кармана, выборочно прицелился и пах-пах-пах… На кого направил, те сразу попадали на пол. Остальные кинулись на него, скрутили, штаны ему спустили. «Да, ты знаешь, что мы с тобой сейчас сделаем?!» Смотрят, а там у него все ровно-гладко и ничего нет! Они: «Слышь, мужик… да ты кто?! А он: «Я инопланетянин». Они: «Ух-ты! Интересно, слушай, а как же вы там чпокаетесь?» И тут он достает опять из кармана ту штуковину: «А вот так! Пах-пах-пах-пах»

И еще один.

Приходит тоже новенький в тюрьму, там все крутые, а он им: «А меня такая баба сюда провожала… Губы, — во! Сиськи, — во! Задница, — во! А они: «Плохая примета… на себе показывать!»

Вообще, он конечно очень любил и пошутить, и спошлить. Все это у него выходило, вроде как, в тему. С ним было не скучно. Я уж не говорю, по крайней мере сейчас, об анекдоте про генеральский минет… Об этом речь пойдет позже. Но, начало, как говорится, уже было положено и тон задан первыми двумя. Он подтрунивал и высмеивал всех и все происходящее, и это получалось у него не зло и не казалось сверх пошлым или вызывающим, тем более в наше время. Мы уже не барышни прошлых веков и не падаем в обморок при звуках матерных слов. Жизнь и потом сталкивала меня со многими интересными и неординарными личностями, в которых причудливым образом сочеталось, казалось бы, несочетаемое, — крайняя воспитанность, обходительность и ненавязчивость и вдруг скабрезная пошловатая шутка (или даже поступок).

Но мы отвлеклись…

Когда была выбрана живописная, уже кем-то ранее слегка обжитая, поляна, он стал по-хозяйски расставлять привезенную с собой «мебель»: раскладные стульчики для рыбалки, небольшой столик, развел костер и после, на почти затухших углях, запекал заранее замаринованную и завернутую в фольгу рыбу, на решетке-гриль.

Я наблюдала за всем этим, сидя на стуле в сторонке, рядом со вторым костром, который он специально развел, чтобы греться. И почему-то вспомнились кадры из одного очень известного кинофильма, который у нас любят показывать на 8 марта, — «Москва слезам не верит» и фраза оттуда: «Ты отдыхай, наслаждайся природой, я все сделаю сам». Вот он и делал, создавал настроение, уют, хлопотал у костра. За ним было приятно наблюдать, заметно, что делает он это не впервой. Этот человек явно любит загородные поездки, вылазки на природу, палатки и прочее. Это было видно и по тому, как ловко он это делал, и как подобрано все до мелочей: стульчики, пледики, — и все фирменное и дорогое.

— Сейчас! Рыба почти готова. Ммм… Какая! Как говорит один мой приятель: «Всю задницу расчешешь!» (Что, в переводе, означало: «Пальчики оближешь!»)

Запах костра и рыбы, свежий чистый осенний воздух, шуршание мокрой листвы под ногами, и то, как он суетился у мангала, — все это создавало своеобразный домашний уют и какую-то теплую атмосферу, в ней хотелось раствориться, полностью слиться, ни о чем не думать, а только сидеть у костра и смотреть на то, как язычки пламени слизывают грязь с мокрых ботинок и заодно, кстати, расплавляют края новых джинс-стреч, которые потом, легким движением моей руки, придется превратить в «капри».

Рыба, действительно, оказалась весьма аппетитной. Специи и маринад придали особый вкус и аромат. Ну, а на свежем воздухе, тем более, все кажется съедобным. Да и, к тому времени, аппетит изрядно разыгрался.

После трапезы разыгралась, сытая и довольная, я. Увидела лежащее неподалеку бревно и пока он уничтожал следы нашего «застолья», вдруг осмелела, стала дурачиться и изображать роли, стоя на бревне, с которого я иногда неуклюже скатывалась, так как оно лежало неустойчиво и качалось в разные стороны.

Как сейчас вспоминаю одну, как нам тогда казалось, нелепую, невозможную, смешную, но и смелую фразу, ставшую потом пророческой, что и потом случалось со мной и не раз, во сне и наяву. Я вроде смеялась и дурачилась, строя грандиозные, амбициозные планы, казавшиеся в тот момент нереальными, а потом все это, каким-то непостижимым образом, становилось явью.

В очередной раз вскочив на елозившее по листве бревно, я с гордостью произнесла пафосную речь: «Вот стою я сейчас перед Вами, на этом качающемся бревне… Виктория — Победа! И пока я еще не завоевала ни одного Оскара, но все это еще впереди!» Дальше смех Геннадия прервал мою тираду и я скатилась с бревна, выплеснув заодно и остатки вина из бокала.

Да, Оскара не было и потом, но все-таки была номинация на Парикмахерский Оскар. А в тот день я и не помышляла даже ни о каком парикмахерском искусстве в принципе. Это случилось только 5 лет спустя.

Когда все было убрано и мы сели в машину, Геннадий включил двигатель и настроил свою любимую fm-волну. Потом пристально посмотрел на меня и, притянув к себе, страстно поцеловал. Не могу сказать, что поцелуй сразу проник в мое сердце и стал чем-то незабываемым, но Геннадий мне нравился. Его манеры и само свидание были необычными, в них были свежесть и острота и, пока еще, неизвестность… что же дальше? А дальше ничего и быть не могло, по крайней мере, в этот раз. Хотя он иронично подтрунивал: «Давай! Оторвись по полной!» Но, увы, отрыв был невозможен по техническим причинам. Однако, первое легкое сближение все же произошло и было приятно нам обоим.