Пепел Аар'Дайна. Часть II: Мосты

Серый сумрак. Ни теней, ни полутонов. Пепельная муть.

Глуховатый звон-перестук глиняных колокольцев звучит так знакомо…

Шёпот, едва различимое бормотание.

Неприятный, сухой и жёсткий, стук. Словно кто-то, бесшумно шагая, ударяет деревянным посохом о камни.

Ритмично.

Неумолимо.

Стук приближается, и голос бормочет всё громче, быстрее, отчаяннее, словно хочет заговорить невидимо шагающего, заставить уйти.

Но стук всё ближе, громче.

Бормотание захлёбывается и — срывается в крик, женский задыхающийся крик-крик-крик! Словно у несчастной перехватывает дыхание, и она может лишь коротко выталкивать эти сдавленные пронзительные вскрики сквозь стиснутое спазмами горло, со всхлипом втягивать немного воздуха — и снова крик-крик-крик!..

Посох стучит всё громче, эхо множит резкий звук, он смешивается, искажается, становится всё более странным, пока не превращается в безумный…

…ХОХОТ!

Внезапная тишина…

Шелест,

шелест,

шелест, вызывающий в памяти рассыпающиеся

хлопья пепла…

Колокольцы.

Бормотание.

Посох.

Снова громче,

г р о м ч е,

ГРОМЧЕ!

Токк-то-хо-хо-хэ-ха-ха-ха!

Токк-то-хо-хо-хэ-ха-ха-ха!

Эхо бьётся в уши, раздирая барабанные перепонки, вонзается в мозг, в спину, пронизывает до пят ужасом и безумием.

Крик! Долгий, мучительный, до последней капли воздуха в лёгких, до болезненного невыносимого хрипааааааахххххх…

Кимри вскинулась в постели, задыхаясь, и несколько секунд невидяще смотрела перед собой. Темнота вокруг стала другой, сгустилась, задышала покоем и жизнью: кто-то сопит во сне, древоточец скрипит в ногах кровати, за окном шелестят на ветру листья. Промокшая от холодного пота рубашка неприятно прилипла к спине, а влажные волосы — к шее и лбу. Кимри закрыла руками залитое потом лицо и нервно всхлипнула, но по-настоящему расплакаться так и не получилось.

Опомнившись, она зажгла свечу, переоделась и села к столу; открыла дневник, но так и не смогла записать ни строчки.

За окном ещё совсем темно. Все спят. А ей после привидевшегося кошмара даже подходить к постели тошно. И в маленькой комнатушке тесно и душно. Кимри задула свечу, тихо раздвинула створки ширмы, на цыпочках выбралась из спальни, нерешительно постояв на площадке, спустилась по лестнице вниз и вышла на двор. Ночной воздух приятно освежил. Головокружительно пахло сиренью. Какая-то птаха в саду заливисто распевала весеннюю песнь.

Кимриналь прошла мимо тренировочных площадок и, выйдя за ворота, привычно свернула к лестнице на раскопки. Над озером всходил, угрюмо лиловея, Ото¹⁹. Кимри поднялась на площадку у входа, остановилась, глядя на мрачную луну, и не заметила тёмного силуэта, почти слившегося со стеной. Раздавшийся вдруг прямо над головой голос заставил кэриминку откровенно шарахнуться, стукнувшись боком о перила.

— Вы-то что здесь делаете?

Тень отделилась от стены, превращаясь в знакомую фигуру хашина, закутанную в тонкий тёмный плащ. Кимри не нашлась, что ответить, и только в неожиданном ознобе нервно дёрнула плечами. Хотела, было, извиниться, да вовремя вспомнила, что его это раздражает.

— Мне… приснилось… — попыталась она ответить, но тут же поняла, что не может и не хочет облекать в слова то, что увидела, и смолкла, снова содрогнувшись.

Малларен перевёл взгляд с ученицы обратно на восходящего, понемногу светлеющего Отца. Потом резко отвёл в сторону руку, откидывая полу плаща, и позвал с угрюмой заботой:

— Подите сюда…

Кимри, не успев задуматься, покорно шагнула к нему. Хашин обнял кэриминку, окутав плащом. С полминуты она стояла, притиснув руки к груди, ошеломлённая и растерянная, боясь пошевелиться. А потом весь ужас пережитого дикого сна вдруг нахлынул на неё с новой силой. И как же оказалось хорошо, что он настиг её не в одиночестве! Кимри всхлипнула, неловко прижалась к горячему боку хаймина, обхватила его руками и беззвучно заплакала. Усталость, отчаяние, острая жалость к себе охватили её. Зачем на неё свалилось всё это? Странное, необъяснимое, страшное. Все эти кошмарные истории про Гнев Баарота, это горе и ужас, эти дикие сны…

Малларен молча обнимал её. А когда Кимри, выплакавшись, притихла, вдруг сказал:

— Спасибо.

Она, всё ещё не расцепив рук, пробормотала смущённо:

— За что?

— За то, что нашли в себе силы перестать бояться меня.

Кимриналь удивлённо подняла голову, снизу вверх вглядываясь в его лицо, но привычка скрывать эмоции всё ещё не изменила хашину, разве что губы едва заметно нервно кривились.

— Я вполне сознаю, какое впечатление произвожу на окружающих, — продолжил он. — И по большей части меня это устраивает. Но…

Малларен вдруг посмотрел прямо ей в лицо и — улыбнулся. Улыбка вышла печальной, но глаза потеплели, и всё лицо изменилось до неузнаваемости.

–…но сейчас я вдруг понял, как давно не был ни к кому добр. И никому не позволял быть добрым ко мне. И как мне этого не хватало.

Он произнёс это почти шёпотом, непривычно мягко, без обычной резкости, и Кимриналь вдруг узнала это щемящее чувство, пронзившее её до глубины души. Это — тень того Малларена, каким он мог бы быть, если бы… Если бы только!.. Кимри судорожно вдохнула и, снова уткнувшись лицом в рубашку хашина, крепко-крепко стиснула его руками, не особо задумываясь, как он это истолкует. Малларен вздохнул, прижал её к себе и ненадолго закрыл глаза. Потом мягко отстранил и, держа за плечи, сказал:

— Мне жаль, что Боги-Хозяева втянули тебя в свои игры. Завтра я, конечно, буду делать вид, что этого разговора никогда не было, — хашин иронически усмехнулся, — но главное, что тебе нужно запомнить: я постараюсь оказать тебе любую помощь, какая только понадобится. Поняла?

Кимри молча кивнула, вглядываясь в его лицо и стараясь как можно лучше запомнить, но не его слова, а всё ещё не угасшее выражение смягчившихся черт. Запомнить, чтобы знать, ради чего собирается продолжать идти по выпавшему ей странному и порой откровенно страшному пути.

— Хорошо, — кивнул Малларен, мягко отстраняя ученицу и окончательно становясь прежним собой, мрачным и слегка раздражённым. — А теперь — марш отсюда. Не хватало только идиотских сплетен на пустом месте.

Кимри не сразу сообразила, что он имеет в виду, а когда до неё дошло — вспыхнула, почти скатилась с лестницы и рванула прочь, правда, не в Кадай, а к развалинам дозорной башни у озера, где и просидела до рассвета.

Заниматься акробатикой после столь странного утра сил не было вовсе, так что Кимриналь, ловко избежав встречи с Роддваром, первой оказалась в столовой: за столами было ещё пусто, повара заканчивали готовку. Кимри просидела так с полчаса, бездумно глядя в окно. Вместе с первыми учениками появилась Лиснетта и, непривычно молчаливая, села рядом. Кэриминка некоторое время рассматривала унылую мордашку рыжей, потом вздохнула и велела:

— Ну, рассказывай.

Ринминка шмыгнула носом, опустив голову пониже, помолчала ещё немного и вдруг выпалила:

— Ким, ну, поговори с ним, пожалуйста! Ну, я уже не могу так, он всё время меня избегает, разговаривать не хочет, объяснять ничего не хочет! Вообще, делает вид, будто и не было ничего! Чурбан кедровый!

Ринминка всхлипнула и разревелась, уронив голову на сложенные руки.

— Аса'ю-Мать… — вздохнула Кимри виновато. — Прости, я должна была раньше заметить.

Лиснетта возмущённо вскинулась, рассерженно утираясь:

— Да ничего ты не должна! Как будто тебе дел мало, кроме как наши страсти-мордасти разгребать. Просто я… — рыжая, похоже, смутилась, но закончила фразу, — …я не знаю уже, как к нему пробиться. А тебя он вроде слушает. Рин-Рин, ну вот я не понимаю вообще — почему?! Если я его обидела, мог бы и сказать!

Кимриналь покачала головой:

— Лис, не в этом дело. Он просто решил, что теперь быть возле него опасно. Из-за берсеркра. Помнишь, как тебя осколками поранило, когда он, не глядя, по стенке шарахнул? Он потом чуть не рехнулся из-за этого…

Рыжая вытаращила глаза:

— Да ладно! Что, правда? Опять?!!

— Скорее всего. Наверное, снова накрутил себя мрачными мыслями.

— Вот ума сундук — ключи пропали!

Кимри развела руками и поднялась:

— Пойду, скажу ему ещё раз, какой он балда.

— Нет, стой! Он же, наверное, тренируется, как всегда? Я сама! Ключей ему сейчас пропишу!

И ринминку как ветром сдуло, только рыжие космы взметнулись.

— Куда это ррыжая так понеслась? — удивился подошедший Шахарро, которого Лис даже не заметила.

Кимри невольно улыбнулась:

— Да… решила Роддвару ключей прописать.

— Аа… — глубокомысленно протянул хёдин, понимающе кивнув. — Прридёт весь нараспашшку? Ждём-ждём. А ты чего бледнее Заблудшего Дитя²⁰? Опять заболела?

Кэриминка вздохнула:

— Нет. Просто дурно спала…

Шахарро посмотрел на неё, ожидая, не последует ли продолжение, но Кимри молчала. Хёдин досадливо вздёрнул хвост и уложил его себе на колени.

— Шшто-то я всё большше чувствую себя не у дел, — пробормотал он словно бы сам себе.

— Почему?

Котолюд передёрнулся, шерсть на загривке поднялась и улеглась обратно.

— Потому шшто. Всем нашлось занятие, интеррес, цель. А я сижу — не прришей Дар'мотто хвост.

— А как же Орден Мэгуми?

— Н-ну… да, — без особой уверенности протянул хёдин. — Только не понятно, с какого места за это брраться.

— Ничего, скоро мастер Эшши-Дан выздоровеет, и посоветуешься с ним.

— Пожалуй. Спасибо. Пойду потренируюсь перед лекциями. С прроклятыми искрами одни проблемы: летят, куда попало, шшерсть после них дыбом и всякая дррянь липнет…

Кимри сочувственно погладила уходящего хёдина по рукаву и улыбнулась подошедшему Эйно. За прошедшие два дня они почти не общались, разве что, пока придумывали заклинание вместе с Роддваром, и кэриминка призналась себе, что успела соскучиться по разговорам наедине.

— Доброе утро. Смотри! — Даррис положил на стол перед Кимри знакомый растрёпанный дневник Итто Генбу. — Встретил мастера Эшши-Дана, и он отдал его, чтобы мы всё расшифровали!

— Здорово! — искренне обрадовалась Кимриналь.

Однако лицо Эйно в этот момент вдруг вытянулось и так сильно побледнело, что она поспешила обернуться.

Непостижимо! В столовую вошёл… Айралор!