Крысиная нора

Утром я просыпаюсь и… не узнаю самого себя. Что со мной случилось?..

Вместо спецназовца ГРУ из зеркала для бритья на меня смотрит некая совсем непонятная личность. Главное украшение этой личности — глаза. Они сияют. Более того, мне кажется, что мои гляделки испускают особые лучи.

Я кое-как добриваюсь, ополаскиваюсь и продолжаю изучать самого себя, любимого. В это непонятное утро я люблю весь мир! И это не фигура речи. Мое состояние настолько необычно, что я запросто… я вижу те миры, что обычно не видны физическим зрением. И они, эти миры, говорят со мной на сладостном языке сердца. Оно трепещет, вибрирует. Я вижу внутренним взором разлитый повсюду свет.

Все — стол, стул, стены квартиры — кажется мне ожившим, обладающим не только аурой, но и сознанием.

«Что вверху, то и внизу…» — бормочу я, вспоминая основной вывод Гермеса Трисмегиста из его замечательного труда — «Алмазной скрижали». Теперь мне понятны мысли Платона. Идея стула просто-напросто воплощена здесь, в физическом слое. Вот он, стул, практическое воспроизведение идеи, запечатленной на небесах!

— С кем ты разговариваешь? — спрашивает Света, выходя из ванной комнаты, где она уже успела «навести красоту».

— Со всем миром, а сейчас конкретно с тобой! — отвечаю я и, не позавтракав, спешу выскользнуть из квартиры.

В состоянии какого-то сладостного транса я бреду к станции метро. Мой «Вольво» скучает в гараже, но я не рискую сесть за руль в подобном, скажем так, чересчур возвышенном сознании. Возле входа в метро я «слышу» мысли спешащих по своим делам людей. Они думают о предстоящей работе, о ночных сексуальных утехах, о вечной нехватке денег. Я вижу в них… искры божественного проявления. Но все это ментальное мельтешение индивидуумов мешает мне, нарушая установившуюся внутреннюю гармонию.

Торопиться мне особо не надо: просто перед отпуском я должен сегодня прийти на службу и сделать кое-какие распоряжения. Я двигаюсь пешком через обширный двор, чтобы не спеша дойти до «хозяйства Бурлака».

У мусорного бака я обнаруживаю облезлого кота. И вдруг животное мысленно «жалуется» мне: «Я старый и больной…»

Я подобным же образом «отвечаю» коту: «Потерпи, брат, тебе уже осталось мучиться недолго…»

В служебный кабинет, где я сижу в эйфории, входит мой гуру.

Гъялцен-ринпоче одет в строгий европейский костюм. Никто не скажет, что это — тибетец, разве что принадлежность к Востоку можно выявить по широким скулам ламы.

Ринпоче не афиширует свою причастность к буддизму и высокому положению в тибетском монастыре Ганден. Да и у нас здесь, в помещениях бывших радиоклассов, не принято ни о чем расспрашивать кого-либо. Ну ходит человек на службу — значит, нужен, важен. То, что присутствие Гъялцен-ринпоче делает наши общие и индивидуальные прорывы в незнаемое значительными, известно лишь некоторым.

Я встаю из-за стола и с улыбкой встречаю вошедшего. Вообще-то мы с гуру встречаемся по нескольку раз в день по поводу тех или иных случаев. Гъялцен-ринпоче объясняет мне все то, что произошло с конкретным нашим обучающимся сотрудником. Потом я обстоятельно прорабатываю эту тему с Белым Ламой, чтобы улучшить подготовку вверенного мне «контингента».

В дальнейшем я как заместитель генерала Бурлака по прикладному применению знаний довожу услышанное от ринпоче тому или иному «боевому экстрасенсу». Именно поэтому мы с Леонидом Михайловичем, соответственно, очень дорожим присутствием тибетца в нашей скромной экстрасенсорной обители. Ну а про долгие и познавательные беседы с Гъялцен-ринпоче я умолчу.

Он, кстати, приоткрыл мне видение. Я детально вспомнил все то, что случилось со мной в прежней жизни! Вспомнил я суровое, но милое сердцу житье в монастыре Ганден, долгие молитвы, дыхательные упражнения, посты, медитации, праздники, на которые собирались крестьяне окрестных деревень…

Но вот сейчас, когда мое сердце плывет в неземном блаженстве, приход Белого Ламы мне особенно приятен. Гъялцен-ринпоче не просто входит. Вместе с его появлением мой небольшой кабинет наполняется чистейшей аурой, от которой исходят особые вибрации.

— Ну и как ты, Дима, ощущаешь себя? — интересуется Учитель.

— Наверное, как в раю, такое возможно?

— Это, Дмитрий Быстров, космическое осознание^[28]. Ты заслужил его… Хочешь, Норбу-ринпоче, побывать в Белой Шамбале?

— Конечно! — с радостью восклицаю я.

Мне также приятно, что лама называет меня прежним именем — Норбу…

У меня вспыхивает робкая мысль: как же мы вознесемся отсюда, из кабинета? Обычно мы, сенситивы, совершаем свои ментальные и иные прорывы из медитационной комнаты. В этом помещении, обитом темным бархатом и не имеющем окон, особая атмосфера. К тому же туда без нужды не зайдет никто.

— И сюда не зайдет! — смеется тибетец.

Затем он становится серьезным. Сразу же мой тесный кабинет заволакивает туман.

Мы стоим все в том же кабинетике. Однако все предметы в нем принимают несколько иное очертание. Они как бы имеют особую, эфирную оболочку.

— Расслабься, Дима, — доносится голос гуру.

Я вижу, что и Гъялцен-ринпоче тоже, как и предметы, несколько иной.

— Не я иной, — качает головой тибетец. — Это ты все никак не можешь сосредоточиться на главном и полностью остановить свои оценивающие ситуацию мысли.

«Мои мысли, мои скакуны…» — успеваю подумать я словами известной эстрадной песни и… отбрасываю «скакунов» в небытие. Моя голова становится ясной, как будто пробки, сдерживающие сознание, расплавились.

— Теперь ты готов! — с удовлетворением произносит Белый Лама и дает пояснения: — Настрой самого себя, войди в измененное сознание и вызови в памяти все то, что ты знаешь о Шамбале.

Гъялцен-ринпоче берет меня за руку и усаживает на стул. Он садится рядом, продолжая держать своей узкой ладонью мое левое запястье.

Центр Белой Шамбалы — гора Кайлас^[29]. Она находится в труднодоступном месте на самом юге Тибетского нагорья. Рядом с горой располагаются истоки трех великих рек Южной Азии: Инда, Ганга и Брахмапутры. По легенде, высота Кайласа — 6666^[30] метров. Форма Кайласа напоминает четырехгранную пирамиду.

— А теперь, — доносится до меня голос учителя, — вспомни свое посещение Белой Шамбалы в прошлом воплощении.

Я настраиваюсь и… вижу! В моем сознании возникают контуры башни.

— Да, нам туда! — указывает рукой лама на четко прорисовавшуюся башню.

Мы оба одеты в белые одежды, на которые я откровенно таращусь и выдавливаю:

— Откуда на нас, гуру, все это?

— «Это» создано нашим сознанием из эфира.

— Выходит, мы — уже не люди в плотном теле? — спрашиваю я.

— Да. Пока тебе рано появляться в Шамбале в физической форме.

Я не спрашиваю почему, просто стараюсь поскорей освоиться с эфирным содержанием. Тело как тело: руки, ноги, голова. Все прощупывается с полным и привычным ощущением.

Мы «проявляемся» в огромном зале, залитом светом.

Помещение заполнено «людьми». В большей степени это такие же, как и мы с Гъялценом-ринпоче, астрально-эфирные существа. Мой пытливый взгляд обнаруживает индивидуумов в переходной форме: в чисто астральной. Есть в этом зале и несколько настоящих людей!..

К нам подходит высокий пожилой, но статный человек с аккуратной седой бородкой. Он приветливо произносит:

— Норбу-ринпоче! Рад снова тебя видеть!

Я не произношу: «Кто вы?..» По «законам жанра» мне надо угадать подошедшего. Но я, порывшись в памяти, не припоминаю ничего.

Гъялцен-ринпоче тихо шепчет мне на ухо:

— Это — Великий Лама Белой Шамбалы, его зовут… Первый… ну, если официально — Владыка.

— Да, я — Первый! — подтверждает незнакомец и поясняет: — Это потому, что нахожусь здесь, в Шамбале, дольше других.

«Primus inter pares»^[31], — крутится у меня в астральной голове.

— Он неглупый парень у тебя, дорогой Гъялцен! — смеется Первый.

А мне приходит на ум «классика»: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним».

— Юморист вдобавок! — комментирует мою мысль Первый.

И оба ламы заразительно смеются.

Сидящие в креслах оборачиваются и улыбаются. Похоже, я внес некоторое разнообразие в их сосредоточенное вглядывание в пространственные «экраны».

— Внес разнообразие! Давно мы такого орла здесь не видели! — говорит Первый, затем он становится серьезным и начинает объяснение: — Шамбала — не райский уголок или некий сад блаженных. Это — определенная область в Тибете, несущая красоту и гармонию на планету. Именно красоту, так как через нее наиболее полно и зримо проявляется гармония.

— Как ты, Дима-Норбу, можешь охарактеризовать жизнь с точки зрения религии или философии?

— Она существует…

Теперь уже смеются все «операторы».

Но я не обижаюсь. Находясь в астральном теле, я четко представляю, что многие земные чувства в основном не высокие по сути. Обида — одно из этих самых низких проявлений человеческого несовершенства.

— Вообще-то в индуизме и буддизме существует понятие «майя», иллюзия… — говорю я, вспомнив уроки прошлой жизни.

Первый и Гъялцен-ринпоче переглядываются.

— А парень-то не глуп… — произносит Великий Лама и начинает развивать мой вспомненный тезис: — Каждый человек живет в своем личном мираже, в майе. Иллюзия не являет действительности. Но она сама — действительность. Она то, что существует, будучи созданным в воображении человека. Создавая нечестивые мысли-миражи, индивидуум влияет на сознание Земли, загрязняя его своими ментальными экскрементами. А по сути, вы живете в выдуманном мире, в матрице, как изображено в одном из ваших кинофильмов. Все вы, люди, можно сказать, ходячие компьютерные программы, находящиеся в грандиозной игре.

Произнеся эту длинную тираду, Первый указывает ладонью на «людей», занятых работой:

— Мы здесь контролируем все процессы, проистекающие на планете. Кого-то из существ в физическом теле мы подпитываем тонкой энергией, у кого-то, наоборот, уменьшаем доступ к всеобщему информационно-энергетическому полю.

Великий Лама подходит к пространственному «экрану», который раздвигается, получает глубину.

Я вижу… Свету! Жена укладывает в чемоданы свои и мои вещи. Рядом с ней делает шаги по комнате Леночка. Мое сердце щемит от нахлынувшего чувства любви…

— Он еще сыроват, никак не может сдерживать свои эмоции… — комментирует Первый мое внутреннее состояние.

— Мы работаем над этим, Владыка! — отвечает Гъялцен-ринпоче.

Первый подводит меня к обширному экрану.

Здесь широко и привольно раскинулась «виртуальная» Россия с примыкающими к ней странами. Это — бывшие республики некогда могучего Советского Союза. В сферу влияния России, как я понимаю, входит и Украина…

Я вижу отдаленные уголки своей страны до мельчайших подробностей. Все это в некоторой степени напоминает мне родной операторский зал Управления аналитики ГРУ. Только здесь, в сердце Белой Шамбалы, нет сложных технических устройств. Все в зале просто и функционально. Приборы и устройства действуют на несколько иных принципах, чем наши.

Первый акцентирует мое внимание на территории Соединенных Штатов Америки, на Техасе. Я, Великий Лама — он же Первый, или, если неофициально, Владыка, — Белый Лама и безвестный оператор, старший направления США, видим… подземный город.

Он состоит из четырнадцати этажей, ниже которых обнаруживается огромная полость. Здесь живут… рептилоиды. Это внешне похожие на людей существа с пронзительным взглядом чуть раскосых глаз.

— Они умеют изменять свою внешность и поэтому особенно опасны! Их надо остановить, уничтожить, иначе рептилоиды и взбесившиеся финансовые воротилы взорвут ваш мир! — строго поясняет Великий Лама.

— Дмитрий получит возможность распознавания их, — откликается Гъялцен-ринпоче.

— Что же, в основном Норбу готов! — делает заключение Первый. — Во всяком случае, у него внутри ничто не дрогнуло от вида грозных недругов. — Он напутствует нас: — Счастливого пути обратно в свой привычный мир! Мы, представители Шамбалы, надеемся на благополучный исход предстоящей битвы.

— Мы все сделаем, как и положено, Владыка! — кланяется Первому Гъялцен-ринпоче.

Я тоже изображаю подобие поклона и говорю:

— Сделаем! С вашей помощью, Владыка…

— Черная Шамбала тоже поможет в этом деле, — отзывается Первый.

Мы исчезаем из сторожевой башни неприступной Белой Шамбалы.

После появления в кабинете Белый Лама детально объясняет увиденное нами:

— В том, что ты увидел, нет никакой мистики. Просто каждый человек видит только лишь своим физическим зрением.

А мир многослоен. Он состоит не только из физической составляющей, но и из тонкой.

Все эти слои входят друг в друга, как фигурки матрешки. Они подчинены определенным законам, называемым магией. На Земле это понятие получило чисто прикладное распространение, обозначая дешевые фокусы. Вот и ваши антиподы, подопечные Калзана-ринпоче, назвали себя магами, совершенно не понимая сути этого термина.

— А Кайлас? — спрашиваю я.

— Что — Кайлас?

— Он разве не мистическое место?

— Ты, Дима, меня плохо слушал. Кайлас — место силы, не более. И все эти легенды, и рассказы о священных свойствах горы — всего лишь сказки.

— Да, но… наш российский доктор наук, офтальмолог Эрнст Мулдашев, автор нескольких книг о тайнах Тибета, прямо пишет…

— Он также подвержен майе, иллюзии. На Кайлас можно взойти, и никто не умрет от этого. Просто легенды и суеверия охраняют это священное для верующих место. Нет никаких огромных «зеркал времени», несущих смерть. На высоте, как правило, у многих туристов начинают проявляться галлюцинации. Те, кто верит, что Кора^[32] очистит их от земных грехов, заблуждаются. Но — «блажен, кто верует».

— Постойте, Гъялцен-ринпоче, — перебиваю я своего наставника. — А религии? Они — истинные?

— Конечно. И любые праведники любых религий, достигнув высокого уровня самосовершенствования, могут стать святыми. Но в основном все религии как раз и питаются энергией верующих. Их эгрегоры^[33] становятся могущественными — особенно когда их адепты ведут войны или подвержены страданиям и, как результат, вооружены ненавистью к приверженцам другой веры. Рассмотрим иудаизм. Евреев рассеяли по свету, они подвергались гонениям, их уничтожали. А их эгрегор от всего этого становился мощнее и мощнее.

— А Иисус? — спрашиваю я.

— Иисус проповедовал любовь, всепрощение. Он — настоящий! Это воистину вселенская духовная личность. Но на Земле его не поняли даже ближайшие ученики. А возникшие церкви превратились в инструмент манипулирования людьми.

— Но мы-то, гуру, все же попали в этот горный мир, прямо в саму легендарную Шамбалу! — не сдаюсь я.

— Попали, — подтверждает Белый Лама. — Мы с тобой не просто проникли туда. Нас, находящихся уже не в физическом плане, пропустили. В Белой Шамбале хорошо организована охрана. И обычный человек туда никогда не попадет, впрочем, как и на территорию Черной.

— Выходит, я не обычный?..

— Конечно! Ты, Дима, Норбу-ринпоче!..

Хорошо осознавать себя необычной личностью.

У меня остался невыясненным последний вопрос:

— Владыка сказал: черные парни нам помогут. Это так, учитель?

— Совершенно верно. Какой дурак хочет полного разрушения мира?

В дверь настойчиво стучат. Это рвется мой друг Витя Котов. Оказывается, строевая часть уже подготовила нам проездные документы. Осталось только получить деньги в кассе, и — мы едем на юг!