Углём и атомом

Александр Плетнёв, 2021

Разобравшись с боевым дозором японцев в Беринговом море, корабли Рожественского дошли до Петропавловска-Камчатского, где, совершив короткую остановку, направились дальше на непосредственный «театр боевых действий». Сопроводивший корабли адмирала Рожественского вплоть до Авачинской бухты ледокол «Ямал» должен был уже возвращаться обратно – арктическим путем на русский север, но… Неожиданно вмешались новые силы и обстоятельства… и третья сторона, которой уж очень было любопытно – что это за такое «секретное ледовое судно» появилось у русских. Любопытно настолько, что исполнителям на месте были даны весьма радикальные приказы…

Оглавление

Из серии: Военная фантастика (АСТ)

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Углём и атомом предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

К месту действий

После Командорских островов шторм выдал последние свои вздохи и уже к Авачинскому заливу совсем отпустил эскадру, всхлипывая остатками былого.

Качало от силы в четыре балла, выхолощенный северным ветром воздух давал горизонт миль на пять. В связи с этим на кораблях усилили вахты сигнальщиков, дозорный «Рион» забежал вперед, только дымы и видать.

Нес свою радиолокационную службу и «Ямал», но с ледокола честно предупредили, что мелкие деревянные суда, особенно на фоне береговой черты, будут малозаметны. Чего, не так чтоб уж серьезно, но все ж опасался Рожественский.

Оторванность камчатского края от центра России, практическая бесконтрольность со стороны столичных департаментов, отсутствие кораблей береговой службы, стационарных инспекционных станций — все это вело к постоянному хищническому лову лососевых в устьях рек в период нереста. Естественно, что среди всей этой браконьерской шушеры затесались японские агенты, производя разведку берегов Камчатки, собирая информацию, касающуюся оборонительных возможностей полуострова.

Время нереста, конечно, уже миновало, но были все основания полагать, что в связи со слухами об «арктическом походе» узкоглазые неизбежно захотят попромышлять в близлежащих водах.

Более того, теперь, после факта засыла дозорных кораблей в Берингово море, не исключался вариант, что и тут Рожественского будут ждать какие-нибудь не самые приятные сюрпризы.

* * *

О какой-либо обороне Петропавловска-Камчатского, приди сюда японцы по-серьезному, говорить не приходилось.

По счастью, северное направление для японцев являлось даже не второстепенным, а так… постольку-поскольку. И если захват Владивостока рассматривался лишь в качестве серьезного аргумента при переговорах о мире, то на регионы более высоких широт, невзирая на природные богатства земель, лежащих под русской короной, интересы сынов Ямато по большей частью распространялись, как говорится, «на пожрать».

Хоть и не совсем чтобы так!

После победы в войне 1904–1905 годов (в известной истории) Япония воспользовалось этим моментом в полной мере. В том числе почерпав отсюда средства для выплаты долгов кредиторам[14].

Тем не менее в мае 1904 года узкоглазые совершили наглую и исключительно «геройскую» вылазку, высадив десант с четырех шхун в устье реки Озерная на Охотском побережье Камчатского полуострова. То бишь в глубоком тылу Петропавловка.

Сто пятьдесят солдат при двух орудиях — а вокруг ни души!

Стали лагерем, окопались, выставили пушки, подняли знамя, торжественно объявив весь полуостров «землей Микадо».

Двинув взвод в близлежащий поселок Явино, не застали никого и там — предупрежденные жители ушли в горы.

Командир экспедиционного отряда лейтенант Гундзи скалил редкие зубы — а ну-ка: «полный успех и никакого сопротивления!».

Прозвучало торжественное «банзай» — очередное победное поднятие флага на часовеньке, и рядом столб с надписью на ломаном русском… дословно: «эта земля уже принадлежался Японию, Тэнно, хэнка банзай! Кто тронет это тынь — будет убита!»

И подпись: «Командира японского войска Сечу Гундзи».

Полтора месяца оккупанты торчали у Озерной, не решаясь двинуть вглубь полуострова.

За это время к их лагерю подтянулись местные силы ополченцев — две дружины, всего 88 человек. Японский отряд был окружен, завязался бой.

Потеряв в перестрелке убитыми три десятка человек, остальные самураи успели попрыгать в шлюпки, добраться к шхунам, в итоге бежав на остров Шумшу.

Там располагалось якобы японская рыбацкая деревня, а на самом деле форпост, откуда можно было снова пытаться организовывать наступательные движения на камчатском полуострове.

Именно туда, на Шумшу Рожественский и рекомендовал «наведаться» исполняющему обязанности начальника Петропавловского уезда Гребницкому Н. А.

Не единолично, конечно, а в составе вооруженного десанта, при поддержке корабельной артиллерии.

Свое предложение Зиновий Петрович озвучил уже потом, мимоходом, на борту броненосца «Князь Суворов» на рейде в Авачинской бухте.

* * *

К широтам ниже все больше довлел туман, и по местным условиям вход в узкое горлышко Авачинской бухты представлял собой непростую задачу. Рожественский в своей подозрительности на происки противника вполне допускал захват порта японцами, минимум — минирование фарватера.

Как назло, ни одного суденышка, дабы вызнать, какова обстановка в Петропавловске, на подходе к цели обнаружено не было. Просить господина Чертова провести разведку летающей машиной адмирал счел ненужным, а скорей в гордости зазорным. Тем более что на месте, над горлом бухты и сушей вилось заметное марево, предполагая ограниченную видимость с высоты полета.

Первым пустили американский браконьерский пароход (который не жалко, вдруг мины), за ним американский же угольщик. Следом шли «Маньчжурия» и «Воронеж». Броненосцы двигались с небольшим запозданием и интервалом. «Ослябя» — замыкающим.

«Рион» и «Ямал» остались в патрулировании и дозоре.

Первые же наблюдательные посты — Петропавловский маяк, а затем на мысах Бабушкин и Раков, организованные административной властью для наблюдения за морем, показали, что бухта и порт находятся под контролем российских властей.

На их флагштоках вился российский триколор.

Да и у сигнальных пушек возились явно не азиаты — те же, в свою очередь, поначалу нечтоже сумняшеся на чудной вид броненосцев, выкрашенных полосами и пятнами, наконец рассмотрев андреевские флаги, приветственно махали руками.

Курьерские шлюпки уже унесли вести в Петропавловск — первая «тревожная» о подходе неизвестных судов, еще не распознанных, вторая «торжественная» — когда определилась национальная принадлежность пришельцев.

Так что на причалах гостей уже ждали.

* * *

Подернутая маревом Петропавловская гавань казалась пустынной, туман загадочно прятал все границы, но два широкобрюхих парохода под американскими флагами обнаружились сразу.

— Вот они! Ваше высокопревосходительство, — немедленно оповестил Игнациус, опытным взглядом опознав углевозов, — обещанные суда с углем-с. Отрадно!

Рядом, у совершенно негодных для погрузки-выгрузки причалов, понурился архаичный пароходик да пара зарифленных шхун. Суетились встречающие на пристани.

— Будут чествовать…

Неожиданностью было стоящее в глубине бухты крупное судно с клиперным носом, трехтрубное, с изящ ными обводами, с Андреевским флагом на корме.

— «Лена!» — снова подал голос Игнациус, едва удалось прочитать название на борту. — Вспомогательный крейсер. Из Владивостока?

На реях крейсера поползли сигнальные флажки, с него семафорили.

В ответ с борта флагмана прозвучал выстрел из салютной пушки.

* * *

В первую очередь Рожественского заботила бункеровка, на что было сроку вытребовано — сутки. Кому этим заняться, естественно, нашлось.

Сам же адмирал принял местного уездного начальника, прибывшего в сопровождении отставного штабс-капитана, руководившего камчатской обороной.

Чуть погодя пришвартовалась шлюпка с «Лены», явив капитана второго ранга Берлинского (командира корабля) и чиновника особых поручений, по виду жандармского типа.

«Ну-с, что тут? — Зиновий Петрович внимательно ознакомился с предъявленными бумагами. — Так и есть, господин жандарм в чине статского советника. Одначе держится как минимум на “действительного”[15]. Только, пожалуй, молод он для следующего чину. И непрост. Да отделение прописано в документе какое-то новое… судя по англицизму, “специальный”. Ну-ну».

Грифы на предъявленных «жандармом в штатском» бумагах стояли самой наивысшей инстанции. И допуск у него имелся соответствующий.

Цель прибытия вспомогательного крейсера, согласно рескрипту, именовалась «миссией, имеющей касательство ледового судна “Ямал” секретной конструкции». И признаться, вызвала у Зиновия Петровича некоторое двоякое чувство, в котором явно преобладало недоумение. И непонимание.

«И да бог бы с ним, — с натяжкой отмахнулся адмирал, нахмурившись, — не моя сие компетенция. В Петербурге знают, что делают».

Приказав отбить дополнительную телеграмму в столицу, подозревая, что ответ придется обождать, так как на берегах Невы сейчас глубокая ночь, Рожественский решил вначале расспросить начальника уезда и его помощника: обо всем, что касается противника — появлялись ли военные корабли, вспомогательные шпионские суда, случались ли вылазки, десанты, стычки?

И был удовлетворен пространным докладом. Более того, повествование оказалось даже занимательным.

«Да уж, — невольно дивился Зиновий Петрович, — местечковые копеечные баталии — сотня на сотню! Необученные ополченцы рыбаки-охотники, большинство которых из коренных народностей. Против такой же сборной рыбьей чешуи, только что с ружьями — японские солдаты, решившие, что на правах войны можно прийти и пограбить! Однако ж смотри ты… дали супостату отпор по всем статьям. Повсеместно! Не чета куропаткинскому стоянию. И прозябанию порт-артурской эскадры».

— Так вы говорите, на Шумшу у них форпост?

— Так точно, — штабс-капитан, даром что в отставке, а выучку сохранил, щелкнув каблуками.

— А чего ж не выбили противника с острова, коль такие молодцы?

Штабс-капитан дернул шеей виновато. Переглянулся с начальством, скосив взгляд на стоящих чуть в сторонке господ со вспомогательного крейсера:

— Так, ваше высокопревосходительство… средств на то не имеем. У японца на берегу укрепления, артиллерия, а у нас шиш.

Рожественский все понял, дополнив про себя: «шиш с маслом». Неприязненно взглянул на командира «Лены»:

— Что ж вы, капитан второго ранга, почитай тут как уж неделю. При боевом корабле, при пушках, а позволяете неприятелю сидеть у вас под боком. Отчего ж не совершили рейд?

И презрительно пропуская ответное «…простите, считаю невместным подвергать судно риску до выполнения особого предписания», с ходу предложил камчатцам:

— Пароход замурзанный на две тысячи тонн, что в составе пришел, видели? Браконьерский американец — подлежит конфискации. Забирайте, приписывайте к своей…

–…к компании «Камчатское торгово-промышленное общество», — немедленно прозвучала подсказка.

Рожественский вальяжно кивнул, довольный собой и своим государственным подходом:

— Пушки я вам выделю, из тех, что на «Маньчжурии»… из японских. Хлам откровенный, но вам и того с лихвой. Воюйте. Будет у вас шиш, но теперь с маслом.

Отдав необходимые распоряжения, дождавшись, когда уездный глава и его помощник покинут адмиральский салон, Рожественский тем не менее нарочито тянул время, стоя у иллюминатора с папиросой.

Жандармов он не любил.

«Да и капитан этот… второго ранга, как там его — Берлинский, откровенно не произвел впечатления. Не вояка. Извозчик. Допуска у него, судя по бумагам, к секретам нет — гнать долой».

Докурил, уткнув пепельницу и, сцедил не оборачиваясь — поймет:

— Оставьте нас.

Едва за Берлинским хлопнула дверь, Зиновий Петрович резко повернулся и как можно бесцеремонней спросил:

— И?

На рожественское «и?» статский советник отреагировал одной мимикой… и это было свое, более ярко выраженное, если не вызывающее «и?».

«Какой осторожный нахал», — не менее осторожно констатировал Зиновий Петрович. И решил надавить:

— Вы знаете, с чем вам придется встретиться… или столкнуться, если будет угодно?

В ответ лишь степенный кивок.

— Это очень… — адмирал не нашелся словом, — хм, своеобразные люди. И не только по стилю речи.

— Я уже имел опыт общения. И знаю, о ком и о чем идет речь. В полной мере.

— Вот как? — Рожественский снова вспомнил о сопроводительных бумагах жандарма. — Ну что ж, извольте. Задавайте свои вопросы. Времени мало, а у меня и без того хлопот хватает.

И следующие пять минут отвечал на вопросы.

Сквозь зубы… бесясь на грани… сдерживаясь.

Потому что помнил, ЧЬЯ подпись стояла под поручительством жандармского чина.

Впрочем, и сам статский советник оказался с понятием — не зарывался. Вопросы были поставлены умно, как к третьему лицу, словно в сторону…

А Зиновий Петрович, принужденно отстранившись, превратился в сплошное отрицание… на каждый вопрос.

— Нет. Никакого отхода от оговоренных соглашений и планов я не заметил. Кроме инцидента с британским крейсером.

— Нет. Ручаться, что «ямаловцы» причастны к пожару на «Бервике» не могу.

— Не видел смысла находиться на головном ледоколе во время прохождения Арктикой, поскольку не имею опыта ледовой проводки. Соответственно, в своей некомпетентности, не вправе отдавать какие-либо распоряжения капитану «Ямала».

— Никаких политических или иных похожих вопросов не обсуждалось. Государственное устройство, как и будущее Российской империи в беседах не затрагивались. Об императоре, о его семье разговоры не вели. Еще раз подчеркну, судно потомков я посещал исключительно в рабочем порядке, для согласования дальнейшего маршрута и действий.

— Доверительных отношений наладить и не пытался. Увольте-с.

— Исключено! Поверьте, американцев они не любят с полной искренностью, — и, уловив паузу, решительно вбил клин: — Вы удовлетворены, наконец?

— По большей части…

* * *

В открытый иллюминатор уже вовсю вливались характерные звуки — началась погрузка угля. Повизгивала лебедка, ворочалась стрела для подъема паровых катеров, совсем отчетливо слышалось, как какой-то матрос покрикивает на подающую сторону, при этом безбожно матерясь.

— Экий барбос, — рассеянно поворчал Зиновий Петрович: «Знает же паршивец, что орет почитай в открытые окна адмиральского салона».

В другой раз досталось бы разошедшемуся горлопану «на орехи», но сейчас в голове довлели иные мысли. Ответ из Петербурга, наконец, пришел и удивил.

Ожидалось, ни много ни мало, прибытие самого генерал-адъютанта его императорского величества наместника на Дальнем Востоке Алексеева.

«Во как!»

Для чего конкретно прибывает Алексеев, можно было не гадать, но дополнительных объяснений не последовало. Статский советник удовлетворился самим фактом (стало быть, осведомлен), лишь уточнил ориентировочное время, когда ждать корабль с генерал-адъютантом.

Выспрашивать подробности у жандарма Зиновий Петрович посчитал унизительным. Однако рассуждая здраво: «Предположим, что потомкам будут предлагать… возможно, просить и сулить, дабы “Ямал” продолжил опекать радарами и дальней связью эскадру. Так как не клеится у них в Петербурге с планами выловить на живца-“Ослябю” всего Камимуру. А то и вовсе… вот дурень — как же сразу не догадался! Пора их — путешественников по столетиям, без роду, без племени — вообще в казну брать, чтоб присягнули со всей ответственностью и верноподданностью. Для того и столь важную персону посылают. А то вольница разбойная, право слово».

Построив вполне логичную версию, Зиновий Петрович немного успокоился, плеснул из початой бутылки, неторопливо раскурил папиросу, открыл пошире иллюминатор, высунувшись: «где там этот неугомонный матершинник? Сейчас я ему…»

Однако ж явившего лик адмирала вмиг углядели и, не растерявшись, грянули дружное «ура!».

«Вот черти!» — Улыбаясь, погрозил кулаком. Такие они — лавры, пусть маленьких, но побед! Окинул сытым прищуром вокруг — все ли идет как должно, и вернулся к столу, к пепельнице, к «початой» и к нолитому.

«Нет, не клеится. Что-то тут другое. Какая-то совсем уж несуразица. Для чего предварительно гнать “Лену” с чиновником особых поручений?

Допустим, наместник задерживался — возможно! Зная Алексеева — тот наверняка заберет для своей особы самый лучший крейсер во Владивостоке — “Богатырь”. Который вот-вот должен выйти из ремонта. Вот и причина задержки.

Но тогда зачем на “Лене” полурота жандармов? Для защиты наместника чересчур. Конвойная?

Или, как всегда, они там в Петербурге в Морском штабе замудрили-перемудрили?

И еще факт — на категорическое заявление об уходе эскадры, едва закончится бункеровка, не дожидаясь наместника (вот только не хватало ему перед Алексеевым расшаркиваться и время терять), статский советник и бровью не повел.

“Неискренность“ — это первое, что наворачивалось на ум. Душком несет от этой “миссии, имеющей касательство ледового судна “Ямал“ секретной конструкции».

Но мое ли это дело?»

* * *

Устойчивый северный, а главное, почти попутный ветер гнал шхуну под всеми парусами… так что иногда порывами основательно кренил, шлепая волной о борт.

Касуми Исикава спешил, рискуя, бормоча обещания, что, вернувшись, воздаст молитву в храме древней матери первого императора, сейчас же непрерывно поминал милость духов моря, держась столь близко к береговой черте, сколько позволяло чутье бывалого рыбака — не налететь на камни, миновать отмели.

Русский патрульный появился из марева словно призрак, словно гайдзины овладели методом крадущегося ниндзюцу, одев целое судно в необычные одежды, сливающиеся текучими разводами с границей воды и тумана.

Касуми Исикава успел приказать переложить руль и гик, ложась в дрейф, чтобы замереть на фоне береговой черты, на фоне скал, надеясь, что русские примут грязные, латаные паруса шхуны за эти самые серые скалы, где гомонят тучи припозднившихся к перелету птиц.

Это было крупное судно, наверняка с низкой осадкой, оттого русский капитан не осмеливался идти ближе к берегу, к отмелям и подводным рифам. Иначе шхуну Исикавы заметили бы.

Не заметили… постепенно удаляясь контркурсом, утопая в дымке, оставив после себя медленно таявшую копоть сожженного угля.

Теперь снова можно было подхватить устойчивый ветер и поспешить, донести весть на Шумшу, где ждет большая шхуна (не чета его «старушке») с паровой машиной, выдававшей все 12 английских миль. И тогда удастся передать и предупредить о приходе русских военных кораблей. Больших кораблей.

Касуми Исикава правильно рассчитал, оставив шхуну в укромной отдаленной бухте, подкравшись на ялике как можно ближе к воротам в залив, где был главный порт носатых варваров. И оставаясь незамеченным, направив зрительную трубу, посчитал каждое судно в длинном неторопливом кильватере, без труда опознав в «концевых» боевые корабли класса не меньше броненосца.

— Один, два… три, — бормотал Исикава, смаргивая, думая, что это слеза накатила на глаз, и от этого очертания кораблей противника кажутся столь смазанными. Еще не зная, что он пока единственный из японцев знает, что дошли «три», а не «один».

* * *

Примерно через полчаса «Рион» в условной точке совершит разворот, ложась на обратный курс. Ход обоснованно держали малый, патрулируя в опасном тумане, вблизи берега, без лоцмана и точных карт.

Хитрого японца на рыбацкой шхуне крейсер уже не нагонит.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Углём и атомом предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

14

Из истории: в 1909 году Япония поставила под свой контроль всю камчатскую промышленность. Количество японских промысловых шхун достигло 200, обеспечив вывоз рыбы на миллион пудов.

15

Следующий чин — действительный статский советник.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я